Читать «И.В.С.» онлайн - страница 53

Иван Игнатьевич Петров

В стране идет обоюдное истребление, уничтожение себе подобных. Равнодушное, как ответ на заданный для проформы вопрос. Ты меня спросил, а я тебя убил. Убить так же просто, как ответить, это тоже ответ. И жадное терзание тел в отдельных случаях, изощренные казни, наслаждение муками жертв. Похвальба, истинные дети дьявола. Крушение морали, сопровождаемое иступленным, сознательным, демонстративным отрицанием всяческих правил и норм, связывающих человека. Изнасиловать и истерзать ребенка. Не просто убить оппонента, а замучить его, долго, напоказ. Отрубить голову, попивая вино, без всякой брезгливости к запаху и отвратительному состоянию останков.

И тупая, безысходная покорность жертв — тех, кто не прошел обряд инициации новым знанием, кто не опален диким противостоянием войны. Покорность римских патрициев, поколениями поставлявших чиновников гражданского общества, не державших в руках меча, с детства практиковавшихся в искусстве произнесения речей на подиуме, знатоков юстиции, перед занесенной над головой корявой дубиной невежественного германца, гордо вскидывающих взгляд, натягивая кожу на горле под франкским мечом.

Да, сравниваю. И тогда, и сейчас. Все они — мой народ. Люди были лучше. То, что делает человека человеком, присутствовало в них в большей мере. Чистота души, душевность. От отца к сыну, из поколения в поколение. Племя прививало мораль. Она впитывалась с молоком матери. Хотел сказать — шло воспитание, но о каком воспитании могла идти речь? Разве что — личным примером. Как звериный детеныш знает от рождения все, что ему необходимо для выживания. Инстинкт! Да, пожалуй, это был инстинкт человеческого рода. То, без чего мы бы не выжили, как вид. Перечислить этот свод правил невозможно, столько деталей, нюансов. Но основная масса людей жила в соответствии с этим сводом с рождения, росла, растила своих детей, внуков, а экземпляры со сбитым генотипом отбраковывались на ранней стадии.

Жарко, все-таки. Пришлось снять шинель. Никаких вещей с собой брать не стал, одел что поновее. Чемоданы не люблю, руки должны быть свободны, а вещьмешок… Еще бы узелок на палочку и — вон из Москвы. Долгие проводы — лишние слезы. Не к месту, но к настроению…

Приехав с утра на Казанский вокзал, наша изготовившаяся к путешествию троица никакой информации об отправке поездов на Царицын не обнаружила. Ни наглядной, ни устной. Лишь портреты Ленина и Троцкого, украшавшие фронтон здания, твердым взглядом указывали путь будущим поколениям. Вам туда!

Народу на перронах и вокруг вокзала было относительно много, но заполошной беготни с воплями, плачем, ронянием багажа, сопровождающей намечающийся отход состава, абсолютно не наблюдалось. Основная масса отбывающих плотно расположилась по всему околовокзальному пространству, пуская корни, лишь некоторые граждане шлялись между кучами стерегомого барахла в поисках кипяточка и удовлетворения прочих прозаических надобностей. С отъездом ничего не намечалось. Никуда. Все тупо ждали. Усадив молодежь на вещички на разысканное пустующее место в начале перрона, я минут десять пошатался вокруг, задавая всем подряд дурацкий вопрос — Вы не знаете?.. Не знали, а меня и знать не хотели. Ни одного представителя железнодорожного ведомства поймать не удалось и, выдав молодым людям указание сидеть и не разбегаться, я двинул в здание вокзала, прямо к самому главному местному начальнику.