Читать «Домохозяйки» онлайн - страница 4

— Смотри-ка, как время прошло, — удивилась Устенька. — Скоро двадцать лет, а кажется, недавно война была.

— Недавно! — сказала Мотька Толстая. — Сталин уж десять лет как помер.

— Он в каком месяце помер? — спросила Варя.

— В марте, — ответила Мотька Толстая. — Пятого. Я почему хорошо помню: они с моей сестрой в один день. Хоронили — раскисло все…

Варя вздохнула.

— А я вот так сижу частенько, — сказала она, — и думаю: а чо, если мой Димитрий живой? Прислали тогда похоронную: «Пропал без вести». Мало ли их тогда присылали, было там время искать кого, когда что ни день, то слышишь по радио: «Вчера после долгих боев оставили…» И на другой день оставили… Кто-то же рассказывал, что вертаются наши помаленьку оттуда. Думаю, а может, и мой там? Попал в плен да так и застрял. Еще чего доброго женился на нерусской.

— Да нет, он бы сказался.

— Да нет, конечно, это уж я так. Как я его знаю, так мне кажется — он такой, что не стерпел бы. Где бы ни был, а обязательно послал бы весточку. Писал тогда: «Варя, проходил я через нашу деревню, где мы с тобой гуляли в молодости, всю спалили немцы, один тополь у нашего дома. Вот, дай бог, победим, свожу тебя на родину, давно ты там не была». Свозил.

— А кто и остался, — заметила Мотька Толстая.

— Ну, это уж не дай бог. Променять, как говорится, свою родину на чужую сторону. Это уж надо без сердца родиться. Как вон в песне раньше пели: «Мне родину, мне милую…»

— Мне рассказывала, — оживилась Устенька, шумно потягивая носом. — Все звать забываю, поть она… Соня ли, Тоня ли, поть она. Да еще… тьфу память, вокруг рота мотается — не могу вспомнить!

— Кто?

— Да хохлушка, возле базара живет, у нее еще сын на целине.

— Мару-у-уся!

— Во-во, Маруся! Насилу вспомнила, поть она… Так она рассказывала: мужик-то у нее нашелся!

— Да ну?

— Надо же…

— На Севере отбывал, — продолжала Устенька.

— По-одумай ты…

— Тоже, говорила, сколь пережила, а оказалось, что он и невиноватый. А сердце, говорит, все равно чуяло. Все, говорит, думала: не мог он погибнуть!

— Ну, а как же!

— Чо ж ты хочешь.

— Родные ведь…

— Вот и я, нет-нет да и разгадаюсь, — оказала Варя, — а может, и с моим так?

— Да! — не кончила своего Устенька. — Сердце, говорит, чуяло! И с тех пор, говорит, никаким цыганкам не верю!

— А то цыганки не врут! — сказала Мотька Толстая. — Я тебе ворожу, я ж все подряд брешу!

— Ты… Какая ты цыганка?

— Чо! Только что кожа не грязная.

— Ой, кума! Начала уже! — остановила ее Мотька Черненькая.

— А ты, кума, сиди, не фыркай! Я на тебя крепко обиделась.

— За что? — краснея спросила Мотька Черненькая. — Я уж и забыла.

— Забыла она.

— Ты ведь тоже хороша: лишнего не перемолчала.

— Мне простительно: я часто на свадьбах гуляю.

Все засмеялись.

— Магарыч с тебя, — сказала Мотька Толстая. — Без магарыча не мир.

— Я уж вам налью, — поспешила Варя, радуясь, что они заговорили. — Я купила на праздник, думаю, зайдет кто, выпьем за Димитрия. Давайте присаживайтесь, сегодня День Победы. Пусть им будет хорошо там, им не пришлось порадоваться, так нам хоть не ругаться. Лежит там и не знает, что о нем тут разговаривают, каждый год поминают.