Читать «Средство от вегетососудистой дистонии» онлайн - страница 59
Андрей Владимирович Курпатов
Все это кажется странным, но когда понимаешь, в чем суть дела, всякое удивление проходит. Человек, страдающий ВСД, боится появления у себя тех или иных симптомов телесного недомогания, а нормальному больному бояться нечего — они появляются сами, без приглашения, надо и не надо. Так что в этом случае действительно бояться нечего, все уже и так есть — можно расслабиться. Но сейчас речь не об этом...
Таково мое мнение, и я его разделяю.
Анри Монье
Итак, Антонина. Главным симптомом ее вегетососудистой дистонии были приступы повышенного артериального давления. Оно на самом деле у нее поднималось, эпизодами, и не до смертельных цифр — 140/90—160/100 мм ртутного столба, что она как-то по-особенному чувствовала. Причем особенно опасной ей казалась поездка в метро. Там, при спуске, согласно ее представлениям, возникает некий перепад давления, который и приводит к повышению давления артериального. Разумеется, в этих рассуждениях не было и доли здравого смысла, но вот в убежденности Антонины «долей» было предостаточно. Поэтому на метро она не ездила ни при каких условиях и боялась этого ужасно.
Теперь немного отвлечемся. Согласно одной психотерапевтической теории считается, что если человек, находящийся в безопасности, будет испытывать на себе воздействие тех или иных стимулов, которые прежде, в иных ситуациях, вызывали у него страх, то он постепенно привыкнет к действию этих факторов, перестанет их бояться и ему станет легче. Условно говоря, если человек боится пауков, то ему следует дать в руку муляж паука, заставить играться с ним, и потом, когда он перестанет бояться этого муляжа, и настоящий паук не покажется ему таким уж страшным. Короче говоря, нужно привыкнуть к действию факторов, вызывающих страх, и страх перестанет появляться. Все это так, но с рядом оговорок, впрочем, сейчас не об этом.
Узнав о таком отношении Антонины к метро, я решил сделать одну штуку, аналогичную психотерапевтическому фокусу с муляжом паука. Я взял диктофон и отправился в метро. Там я его достал, включил и поехал. На магнитную пленку записывалось все — шум полного людьми холла наверху, звук лязгающих турникетов, жужжание механизмов эскалатора, гул станции внизу, свист от подходящего поезда, наконец, шум ветра за окном летящей в туннеле электрички. Короче говоря, у меня теперь была фонограмма «ужаса» Антонины.
Во время нашей следующей встречи я предложил ей прослушать эту запись, сказал просто: «Сейчас оденем наушники и прослушаем». Антонина посмотрела на меня с некоторым недоверием, потом послушно одела наушники, и я включил диктофон, где стояла эта кассета. То, что происходило дальше, даже меня заставило взволноваться. Уже через каких-то пять секунд Антонина вся напряглась, побелела, широко открыла глаза, у нее затряслись руки... Перепугавшись, я моментально выключил запись, помог ей снять наушники.
— Что случилось? — спросил я.
На что последовал изумительный текст:
— Это что, машинка для подъема давления? — сказала она, показывая трясущимся пальцем на диктофон.