Читать «Золотой империал» онлайн - страница 195

«Пусть перегорит... — болталось где-то в одурманенном дикой болью сознании. — Пусть отойдет немного...»

Подлетевшая Валя с криком повисла на руках ротмистра, и тот, разглядев наконец состояние товарища и опомнившись, бережно опустил его, почти потерявшего сознание, на траву.

— Простите, господин Александров, — глухо пробормотал Петр Андреевич, глядя в сторону. — Я... Простите дурака.

— Ничего... — едва смог выдавить из себя Николай, пытаясь перебороть подступающую к горлу тошноту. — Я понимаю... Это вы простите меня, ротмистр, — просипел он, после того как Валя немного привела его в чувство. — Я не успел... Меня просто вышвырнуло оттуда. Должно быть, камень из пращи...

Чебриков сидел к нему спиной сгорбившись и машинально водил пальцем по лезвию воткнутого в землю «Дюрандаля», извлекая печальный звук...

— Я пойду туда, — внезапно вскинулся он. — Может быть...

В этот момент в центре поляны, точно там, где располагался вход в иной мир, сипло фыркнуло, дунуло нестерпимым жаром, словно из жерла доменной печи, и обдало мерзким сернистым запахом...

— Кажется, жрец сдержал свое обещание, — пробормотал ротмистр, глядя на пятно выжженной дотла травы, над которым поднимался сизый дымок.

То, что на поляне появился кто-то еще, путешественники осознали не сразу...

На краю обгорелого пятна стоял на коленях, вжав в плечи голову и боязливо глядя по сторонам, парень лет двадцати пяти, кажется, один из обслуги катапульт, мельком виденный по ту сторону. На вытянутых руках он протягивал ротмистру небольшой окровавленный сверток из такой же, как и его балахон, розовой ткани.

Сверток едва заметно шевелился...

* * *

Недаром говорят, что у кошек — девять жизней. Какую по счету жизнь жил на белом свете матерый уличный кот по имени Шаляпин, не знал никто, но он жил.

Жил упрямо, несмотря на ужасную рану, нанесенную ему тяжелой боевой стрелой, пробившей гибкое тельце навылет, несмотря на содранный клок шкуры на голове и вытекший правый глаз. Кот нипочем не желал расставаться с жизнью, пусть и дарившей ему не слишком много радостей, и не упускавшей возможности задать добрую трепку, цепляясь за нее с упорством приговоренного к смерти. В сознание он почти не приходил, постоянно пребывая в зыбком балансировании между жизнью и смертью.

После катаклизма переход закрылся наглухо, возможно, навсегда, и ни о каком возвращении назад Аланапуримбы, или, как его окрестили для краткости, Алана, речи идти не могло. Оставалось только надеяться, что в храме, отделенном теперь от этого мира невообразимыми далями, остался хоть кто-то живой. Если только в храме, а не во всем мире...

Все путешественники, включая новоприобретенного товарища, сидели над умирающим котом, и никто не решался признать неизбежного...

Больше всех корил себя Николай.

Не отбрось он тогда, в храме, обломок стрелы, заинтересовавший его, столь беспечно, Кавардовский не смог бы перерезать путы и освободиться. Не пострадал бы Жорка, оглушенный притаившимся у входа Князем, когда ротмистр, сгоряча решивший, что беглец скрылся в спасительном для него лесу, кинулся следом. Хорошо еще, что, кроме берестовской двустволки без единого заряда, у Конькевича не оказалось при себе огнестрельного оружия. Будь иначе — на путешествии пришлось бы ставить точку. Блестящий в прошлом гвардейский офицер и неплохой фехтовальщик решил обойтись холодным оружием. Как оказалось — небезосновательно...