Читать «Тропа гнева» онлайн - страница 113

— Сын Гистаспа бежал! Не убивайте нас…

Их не убили. Им дали мяса, обмыли и перевязали раны. Нури, старейшина тохаров, сообщил Сохрабу о бегстве Дария. Массагеты настигли врага на рассвете. Персы закрепились на возвышенности, готовые защищаться до конца.

Их снова окружили и обрушили на них лавину оперенных тростинок. От стрел некуда было укрыться. Персы прятались за трупы коней, но тут массагеты доставали их секирами. Отогнать разьярившихся конников не было никакой возможности. Коэс два раза выстраивал свою поредевшую фалангу и бегом бросался на массагетов, но «скифы», как называл их стратег, оба раза окружали отряд эллинов со всех сторон и разили врага из тугих луков. К полудню у массагетов опустели колчаны. Они все разом повернули коней и ускакали за дюны. Персы от души возблагодарили богов. Сын Гистаспа, заботясь лишь о собственной голове, отобрал самых лучших воинов и поспешно двинулся на запад. Около десяти тысяч раненых и убитых иранцев, мидян, греков и арабов он оставил у злополучного холма в дар голодным птицам.

Как бы издеваясь над завоевателями, солнце, которое все эти дни беспощадно преследовало Дария, сегодня исчезло. Лохматые черные тучи обложили небо и плыли над отрядом персов, изворачиваясь и налезая друг на друга. Казалось, все злые духи Красных Песков собрались вместе, чтобы настичь и поглотить остатки арийского войска. Подавленные мраком, царившим вокруг, персы угрюмо гнали коней.

Дарий спешил к городищу Кунхаза, где перед походом в пески он оставил отряд мидян, добычу и пленных апасаков. К укреплению подошли среди ночи. Городище встретило персов зловещим молчанием. Ни костров, ни криков дозорных. Ахеменид испугался и решил встретить утро на берегу озера.

Воины предчувствовали беду и не спали. Они сидели на корточках, сжимая в руках поводья конских уздечек, и шепотом переговаривались. Их окружала темнота, полная непонятных шорохов. Внезапно на башне городища раздался крик. Все оцепенели от ужаса. То плакала сова. Из раскрытых ворот укрепления метнулись в заросли неуловимые тени. Воинов била дрожь: из тростников на них смотрели сотни диких огненных глаз. Тишину прорезал чей-то утробный вопль, словно заголосила женщина. Вой подхватили десятки тонких детских голосов. Хор изливал тоску в тысячах разнообразных рулад, и при этих звуках в жилах персов стыла кровь. Стан шакалов пели песню осени, песню грядущих ветров и холодов, но персам казалось, что их проклинают души зарезанных ими женщин и детей.

Рассвело. Персы не нашли в запустелом городище ни пленников, ни добычи. Зато на площади возвышался холм из голов. То были головы мидян, оставленных Дарием. Это зрелище так потрясло царя, что он в припадке отчаяния едва не вонзил себе в горло кинжал. Дарий жалел не мидян — он сожалел о пропавшей добыче. С чем предстанет Ахеменид перед глазами верховных жрецов, с нетерпением ожидающих его в храмах Персеполя?

Иранцы принесли в жертву Ахурамазде белого коня и собирались в путь, однако путь оказался закрытым: на равнине их ждал Сохраб. Толпы массагетов стояли неподвижно, без всякого шума, и ждали, когда выйдут враги. Они не нападали, не спешили нападать — они хотели растянуть мучения охотников за рабами.