Читать «Громила» онлайн - страница 115

Брю лежал, укутавшись в одеяло, но я знала — он не спит. Я включила свет.

— Я желаю знать, что происходит в этом доме. И упаси тебя Господь, Брюстер, если ты мне соврёшь!

Он повернулся ко мне лицом, прищурился — внезапная иллюминация ослепила его.

— Всё будет хорошо, — сказал он. — А если что не так, то утром ты почувствуешь себя лучше.

О, это мне и без него известно! В том-то и проблема! Уже в этот момент я ощущала, как бурлящие во мне досада и возмущение успокаиваются и улетучиваются, словно дым через открытое окно. Однако оказалось, что я могу возобновлять их запас с большей скоростью, чем они исчезали, а это значит — меня не сбить с толку, я узнаю всё, что мне нужно!

— Выкладывай начистоту! — потребовала я.

Он сел на кровати.

— Ты уверена, что действительно хочешь знать правду?

Я кивнула, хотя моя решимость таяла с каждой секундой.

Брю встал, прошёл к двери и закрыл её.

— Почему бы мне просто не показать? — И он принялся медленно расстёгивать рубашку.

Человек думает, что хочет знать все тайны вселенной. Думает, что хочет увидеть, как всё вокруг связано одно с другим. Он в глубине души свято верит в то, что знание спасёт мир и сделает его свободным.

Может, так оно и случится.

Но путь к знанию редко бывает гладок и приятен.

Расстёгнута последняя пуговица, и вот Брю стоит передо мной с обнажённым торсом. Его тело выглядит не как нормальное человеческое тело. Кровоподтёк на кровоподтёке на кровоподтёке: пурпурные и жёлтые, болезненно красные, бескровно белые. Всё: и грудь, и плечи, и спина — выглядит так, будто его молотили цепами, избивали дубинами и неисчислимым количеством прочих тупых предметов. Это было хуже, чем все те увечья, которые когда-либо наносил ему дядя Хойт. Я вижу: синяки на лице и шее он замаскировал с помощью тонального крема — куда более умело, чем в тот день, когда он заявился в школу с чёрным глазом. Сейчас можно лишь с трудом различить, что это грим. Уверена: на всём его теле в самом широком смысле нет живого места. И все эти травмы — свежие, все они появились у него уже после смерти дяди.

— Кто это сделал?!

Он показал на одно пятно на плече:

— Это твоего отца, когда он упал на баскетбольной площадке. — Потом на другое: — Это Теннисона — на лакроссе. — Потом на третье: — Это твоё, не знаю, откуда оно у тебя.

Зато я знаю.

— Кто-то открывал машину и ударил меня дверцей... — глухо сказала я.

Он кивнул и продолжил своё перечисление, показывая на отметины на теле, как опытный астроном, называющий созвездия на небе:

— Это Джо Криппендорфа... Это Ханны Гарсиа... Это Энди Бомонта...

И так далее, и так далее. Этот монотонный речитатив, казалось, никогда не кончится. Кажется, он знал точно, откуда к нему пришла каждая рана — не всегда как и когда, но всегда от кого. Я кое-что вспомнила: «Мне нравятся твои друзья» — вот что он однажды сказал мне. До нынешнего мгновения мне и в голову не приходило, что для Брюстера Ролинса цена дружбы исчислялась травмами на его теле.