Читать «Громила» онлайн - страница 10
Нил Шустерман
— Классная куртка, — говорю я. — Где достал?
— В секонд-хэнде.
Еле успеваю прикусить язык, чтобы не бухнуть: «Оно и видно», и вместо этого говорю:
— Круто.
Он стоит теперь прямо напротив меня, широко развернув плечи. Поза бандита, приготовившегося дать отпор. Она словно говорит: «Только тронь!» Он мне не доверяет, но это ничего. Я ведь ему тоже не доверяю. Не могу сказать, что моя неприязнь к нему уменьшилась, но всё же в ней теперь есть примесь любопытства и беспокойства — и не только за Бронте, но и — совсем чуть-чуть — за Громилу тоже. Кто мог сотворить с ним такое и выйти сухим из воды, особенно если принять во внимание размеры этого парня?
— Так что тебе нужно? — спрашивает он. — Мне некогда.
— А кто говорит, что мне что-то нужно?
И тут я обнаруживаю, что тоже стою в угрожающей позе, перекрывая ему выход. Делаю шаг в сторону. По-моему, он ожидает от меня какой-нибудь пакости, типа подножки или пинка в зад, или ещё чего-то в этом роде. Наверно, то, что я этого не делаю, повергает его в недоумение.
— Мой прадедушка, — бросает он, проходя мимо. — Меня назвали в его честь.
И он исчезает, разминувшись в дверях с группой наших ребят — игроков в лакросс.
7) Принимающий
Наши родители никогда нас пальцем не трогали. Они принадлежат к дивному новому миру, где исповедуются правила тайм-аута и положительного подкрепления.
Я всегда был крепышом и драчуном, в случае чего — сразу пускаю в ход кулаки, а то и бросаюсь на врага всем телом, как боевой таран. Сколько раз меня таскали на ковёр к директору за потасовки — не перечесть. Я раздал всем, кто этого хотел, их заслуженную долю «фонарей» и разбитых носов и, в свою очередь, получил полную квоту того же обратно. А уж про лакросс и не говорю — там без синяков и ссадин не обойдёшься, вечно у меня где-нибудь что-нибудь светится.
Но то, что я увидел на теле Громилы, не лезет ни в какие ворота. Эти раны не объяснишь какой-нибудь невинной дракой в школьном коридоре. Или травмой, полученной на физкультуре. Он заработал их, служа живой боксёрской грушей, принимающей на себя чью-то необузданную жестокость.
8) Ограниченный
У мамули по понедельникам вечерние курсы — она читает лекции по реализму девятнадцатого столетия, — так что в этот вечер наступает очередь папули готовить — вернее, не готовить — ужин. Он заказывает фаст-фуд. В этом деле он насобачился так же хорошо, как и мамуля. Мы все трое сидим за обеденным столом и уминаем цыплёнка по-кентуккийски с картонных тарелок, помогая себе пластиковыми виложками. Того, кто изобрёл виложку, надо было удавить при рождении. Папуля сдирает корочку теста со своего куска цыплёнка и подсовывает её Бронте, позволяя той насладиться всеми одиннадцатью травами и специями, придающими этому блюду его восхитительный вкус.
— Я видел сегодня Громилу, — говорю я Бронте. — То есть, я хочу сказать Брюстера.
— И чем ты его мучил в этот раз? — мгновенно реагирует она.