Читать «...и Северным океаном» онлайн - страница 179

По углам в кадках росли финиковые пальмочки.

Мы прошли через всю оранжерею. В стороне от выхода — клетка с белым медведем.

— Ну, Михайло Потапович, как дела? — подошел к клетке Невский. — Жарко, говоришь?

Медведь покосился в нашу сторону и хоть бы лапой шевельнул…

Меня обрадовал норильский ДИТР — Дом инженерно-технических работников. В военные годы, когда клубы всюду пообносились, обшарпались, он показался мне сущим дворцом: мягкая мебель, картины, ковры, кованая медь, великолепная роспись.

А какая техническая библиотека! Собрано все о Таймыре, все о цветной металлургии! Даже технические зарубежные журналы. Заведовал библиотекой писатель Алексей Гарри, бывший адъютант легендарного Котовского, автор книги «По следам Амундсена», участник полярных экспедиций.

В фойе ДИТРа я неожиданно повстречал Евгения Рябчикова, старого своего знакомого, волей судеб тоже оказавшегося в Норильске. Он стал в некотором роде старожилом Заполярья. Расспрашивал о Москве, огорчился, услышав, что московский Дом журналиста закрыт с начала войны.

В Норильске Женя работал в газете «За металл». Узнав, почему я здесь, рассказал, что в ДИТРе состоялся вечер «Трех флагов», исполнялись русские, английские, американские народные песни. Иногда выступают приезжающие из тундры кочевники. Не садятся в кресла — не привыкли, предпочитают пол, покрытый ковром. Танцуют «хейро», это немного похоже на хоровод.

— Надеюсь, увидимся в Москве, — сказал Женя при прощании.

И верно — не только увиделись, но и вместе работали как сценаристы над фильмом «Первый рейс к звездам». О полете Юрия Гагарина.

Не очень ли идиллическими получились мои зарисовки Норильска 1944 года?

Возможно. Но тот Норильск действительно поразил меня. Москва жила трудно. Незадолго до полета на Север я был в Ленинграде: апрельское солнце — и просматриваемые насквозь, пугающие тишиной боковые улицы, редкие прохожие, военные машины, изуродованные дома с фанерными щитами на рамах, укрытые от бомбежек скульптуры Аничкова моста. Город лишь оживал после блокады.

Красноярска я почти не видел — сразу в Норильск, стремительно взлетевший от двух коттеджей на пригорке и стандартных бараков среди осенней грязи к настоящему и во многих отношениях необычному для меня городу.

Не лежала еще тогда в центре Норильска каменная глыба с надписью: «Здесь будет сооружен обелиск, всегда напоминающий о подвиге норильчан, покоривших тундру, создавших наш город и комбинат».

Полная история Норильска еще не написана. Ее наиболее драматические страницы восполнять не мне, недолгому гостю, а тем, кто, сохраняя силу духа при всех трудно вообразимых невзгодах, создавал чудо в тундре.

В прошлом, в тридцатые, сороковые, да и в начале пятидесятых годов, далеко не все пересекали Полярный круг по своей воле. Эти люди на себе испытали несправедливость, зло, насилие. Но и в самые недобрые годы Человек оставался здесь Человеком. Он мерз, голодал, спал на барачных нарах. И он противоборствовал слепым стихиям, бил первые сваи в звенящую землю, преображал Заполярье.