Читать «На семи ветрах» онлайн - страница 24

Алексей Иванович Мусатов

— Ты чей, милок, будешь-то? — спросил он, глядя поверх Фединой головы.

— Как — чей? — опешил Федя. — Вы что, не узнали меня? Стрешнев я… мне Таню нужно.

— Ах, Стрешнев?! — деланно удивился Кузьма Егорович. — Так вот, милок, ты Таню не замай больше… То вы с ней голубки, дружки сердечные, а то вдруг помои девчонке на голову… До слёз её вчера довели…

— Так я ж всё объясню ей! — вскрикнул Федя.

— И вот ещё что: всякие там занятия на пару с Татьяной, прогулки по морозцу, билетики в кино — всё это придётся забыть и похерить. Рано ещё ухажёрством заниматься…

— Каким ухажёрством?! — Феде показалось, что он закричал на всю улицу.

— Ну, всё, всё, — поспешил закончить разговор Кузьма Егорович. — Прими-ка ногу, как бы не защемить. — И, закрыв дверь, он запер её изнутри.

Тяжело дыша, Федя рванулся с крыльца и налетел у палисадника на Сашу с Улькой.

— Что, брат, от ворот поворот? — посочувствовал ему Саша. — Разошлись ваши стёжки-дорожки с Таней. Вот оно как получается.

— Так не мог же я молчать, подлаживаться к ней, — вспыхнул Федя. — Что думал, то и говорил…

— А ты ладно, забудь про всё, — посоветовал Улька. — От этого не умирают. Пойдём лучше на рыбалку. Слыхал, вчера наш сосед окуней в проруби наловил… целое ведро.

Но Федя почти не слушал Ульку. Втянув голову в плечи, он исподлобья поглядывал на дом Фонарёвых. Что ж такое наговорил ему Кузьма Егорович? И неужели Таня тоже так думает? Нет, надо что-то делать! Может быть, попросить Ульку с Сашей, чтобы они вызвали Таню из дома, и ещё раз обо всём поговорить с ней? Или написать ей письмо? Она ведь поймёт, должна понять, что напрасно наговорила на слёте много лишнего, обманула ребят.

— Что, не веришь насчёт окуней? — допытывался Улька. — А знаешь, как мы с отцом летом сома на гречневую кашу ловили! — И он начал рассказывать ещё одну из тех рыбацких историй, каких знал великое множество.

— Да помолчи ты!.. — раздражённо отмахнулся Федя, заметив подходящего к дому Фонарёвых Звягинцева. — Я сейчас с директором поговорю.

— О чём? — обомлел Саша. — Как тебя к Фонарёвым не пустили?

— При чём тут — не пустили… Я насчёт Тани хочу сказать.

— Да Воблый Глаз тебя и слушать не будет, — заметил Улька.

Воблым Глазом ребята прозвали директора не зря. Сухой, сдержанный, Звягинцев никогда не откровенничал с учениками, встречался с ними редко, говорил лишь о деле и при этом обычно улыбался язвительно и тонко. И ребята не знали, добрый у них учитель или злопамятный, щедрый или скупой, душевный или чёрствый. Звягинцев был для них загадкой. Он не допускал ребят ни в квартиру, ни в директорский кабинет, ничего не приоткрывал им в своей жизни.

В класс Звягинцев обычно приходил в наглухо застегнутом френче сизо-стального цвета. Неизменно блестели и поскрипывали тяжёлые, на толстой подмётке, сапоги, ёжик волос на голове всегда был пострижен коротко и аккуратно.

Директора побаивались, на уроках у него царила гнетущая тишина. Алексей Маркович больше всего не терпел разговоров, смешков, неожиданных вопросов, и ребята сидели обычно с бесстрастными, окаменевшими лицами. Зато под партами шла своя жизнь: они передавали друг другу записочки, шпаргалки, бесшумно дрались ногами, щипались…