Читать «На семи ветрах» онлайн - страница 14

— Чего это ты вспомнил? Это когда было-то? Осенью…

— А куда вы его сваливали?

— Куда начальство приказало, туда и сваливали.

— В овраг, значит, под ёлки?

— А ты откуда знаешь?

Федя рассказал о залежах суперфосфата в Епишкином овраге.

— Подумаешь, удивил!.. — хмыкнул Парамон. — Мало ли чего у нас в колхозе бывает!..

— Так надо кого следует на чистую воду вывести.

— Тю, скаженный, — удивился Парамон. — А как докажешь?

— Так вы же всё собственными глазами видели.

— Нашёл на кого ссылаться! Семён с Димкой против Фонарёва слова не молвят.

Федя с надеждой посмотрел на приятеля:

— Ну, а вы с матерью… Вы ведь душой кривить не будете, по-честному скажете?

— А что из того, если скажем? — усмехнулся Парамон. — Всё равно нам никто не поверит. А у Фонарёва всюду рука, всюду дружки-приятели…

— Что ж теперь — так и будем молчать? Давай хоть учителям всё расскажем… Или в газету напишем.

— А это как знаешь, — мрачно отозвался Парамон. — Шуми, пиши, если уж ты такой вояка за правду. Отец твой тоже шумел. А что получилось? Сам знаешь…

— А ты всё-таки подумай… Может, нам с тобой свидетелями придётся быть.

— Ладно, Федька, — отмахнулся Парамон. — Ты меня в это дело не втягивай… И подальше держись от меня. А то ещё скажут: спутался с таким-сяким Канавиным.

— Да ты что… — вспыхнув, опешил Федя.

Разве с малых лет они не были с Парамоном добрыми товарищами? Но вот с год тому назад от Канавиных ушел отец, бросив жену и четверых детей. Мать отчаянно горевала, опустилась, а Парамон почувствовал себя взрослым, связался с парнями, то и дело пропускал занятия, нахватал двоек и считался самым отпетым учеником.

— Гонишь, значит? В чистюли меня записал? — обиделся Федя. — Что ж теперь, и в дом к тебе заглянуть нельзя?

— Заходи, коль охота. Тепла не жалко, — бросил Парамон и, взяв лампу, направился в избу.

Изба была полна дыму, и в этом дыму гремела задорная полька-бабочка.

Протерев кулаком глаза, Федя наконец понял, что к чему. Дениска сидел на корточках у печки-подтопка и, надув щёки, с ожесточением раздувал огонь. Сырые дрова шипели, пламя занималось нехотя, и чадный дым густыми клубами валил в избу.

Братишка поменьше, большеголовый и мрачноватый, с деловым видом крутил ручку патефона, а шестилетняя босоногая сестрёнка Парамона, с замурзанными от киселя щеками, не в такт музыке пыталась танцевать полечку. Она скользила по холодному полу, кружилась, приседала, счастливо взмахивала руками.

— Я кому говорил! — сердито прикрикнул Парамон, кидая на кровать шапку и кожушок. — Патефон не крутить!.. Вещь чужая, поломаете.

Подойдя к младшему братишке, он привычно щелкнул его по затылку и остановил пластинку. Потом кивнул Феде:

— Забери свой агрегат… Доломает его эта плотва!

— Парамоша, мы же только одну полечку… — Сестренка умоляюще взглянула на старшего брата.

— Я тебе покажу полечку! — Парамон сгрёб девочку в охапку и, сунув в постель, закутал в одеяло. — Чего босиком прыгаешь?.. А горло опять заболит или уши… Возись с тобой.

— И ничуть не заболит… — заспорила сестрёнка. — Я нынче уже песни пела… И снег мы с Мишкой ели.