Читать «Укус ящерицы» онлайн - страница 212

Дэвид Хьюсон

– Она рассказала тебе о беременности?

Рафаэла тряхнула головой.

– Конечно, рассказала! Или ты меня не слушаешь? Я был; служанкой. Я стирала, мыла посуду, готовила и убирала, тогда как она, проведя час-другой в мастерской, остальное время трахалась со всей Венецией. Да, Белла рассказала мне, потому что это не имело для нее никакого значения. Она верила в сказки Микеле. Верила, что мы нужны Мэсситеру больше, чем он нам. Поэтому и пыталась выжать из него побольше. Она была настолько глупа, что не понимала очевидного: от этой сделки зависело будущее нас всех.

– Ты могла бы ее переубедить.

– Да что с тобой, Лео? – раздраженно бросила она. – Кто станет слушать служанку! Если бы Белла умерла, как и должна была умереть, выиграли бы мы все. А так… Да! Я действительно послала Альдо ключи с запиской. Рассчитывала, что он явится и выставит себя дураком, ничего больше, а если примет на себя вину, то так тому и быть. Или бросит подозрение на Мэсситера, а Ник загонит англичанина в угол. При условии, конечно, что деньги мы уже получим.

Она вздохнула и отвернулась к могиле. На белом камне четко проступало выбитое совсем недавно имя.

– Я убила ее, когда она вернулась домой. Потом ушла к себе и легла спать. А что еще делать? Бедняга Уриэль… всегда все путал. То попадал в чужую комнату, то поворачивал не тот вентиль. Я столько раз его спасала. Но постоянно стоять за спиной не могла.

Рафаэла протянула руку к белому мрамору, провела пальцем по буквам.

– Приходят ли они ко мне по ночам? Уже нет. Жизнь, Лео, цепочка решений. Хороших. Плохих. Чаще всего необратимых. Оглядываться я не хочу и не буду. Там ничего нет. Смерть Уриэля – трагическая случайность. Остальные в любом случае не были праведниками и любовью к человечеству не страдали. Больше всего меня огорчает то, – Рафаэла взяла Лео за руку, – что случилось с тобой. Уж ты-то этого никак не заслужил. Я пыталась остановить Браччи, когда увидела, в каком он состоянии. Что было дальше, ты знаешь. – Рафаэла заглянула ему в глаза. – Ты пытался защитить меня. Впервые в жизни кто-то увидел во мне женщину. Сколько раз, сидя в больнице у твоей кровати, я смотрела на тебя и холодела от страха, что никогда уже не увижу в твоих глазах искры жизни. Вот что могло меня сломать. И ничто больше. Знаешь, я почти презирала себя за это. Я думала, что уже слишком стара, слишком задавлена, чтобы испытывать какие-то чувства. Оказалось, что нет.

Фальконе покачал головой.

– А как же все те поломанные жизни? – спросил он.

– Чьи жизни? Моя? Моих братьев? Браччи? Знаешь, не тебе выступать судьей. Как насчет тех, чьи жизни сломало твое упрямство? Вспомни Ника, который во имя некоей абстрактно понимаемой справедливости поставил под угрозу отношения со своей американской подружкой. Разве может нечто туманное, расплывчатое и далекое цениться выше такого простого и понятного человеческого чувства, как любовь? Да что Ник… После всего случившегося я сожалею лишь о том, что произошло с тобой, и именно это волнует тебя в последнюю очередь. Какая ирония!