Читать «Маяк на Омаровых рифах» онлайн - страница 4

— Согласна ли ты, Лелина Мурлина, стать женой Сальваторе Коттоне и служить ему верой и правдой? — спросил кто-то басом.

— Да! — прошептал женский голос.

«Свадьба! — сказал про себя пустогрох. — Наверное, это церковь. Ну, сейчас они у меня попляшут!»

Он шмыгнул в приоткрытую дверь и, даже не поглядев на гостей, полез наверх, к органу. И только гости открыли рты, чтобы запеть что-то очень красивое, как органные трубы вдруг завыли и замяукали. Кошачий концерт, да и только! Пустогрох молотил по клавишам, как кузнец по наковальне. Трубы визжали — аж мороз пробирал по коже! Пустогрох был уверен, что гости со страху бросятся врассыпную. Но не тут-то было: гостям, похоже, понравилась пустогрохая музыка. Они подпевали органу и так старались, как будто наверху сидел настоящий музыкант.

«Ну дела… — удивился гном. — Чего бы еще такого придумать?»

Он захлопнул крышку органа и огляделся. На полу валялась веревка, а рядом пылились три старых пюпитра. Недолго думая, он связал их вместе и потащил за веревку, громыхая железом, по галерее, где, как ни странно, оказалось еще с десяток фисгармоний. Под куполом загудело, заухало, забабахало… Но если он думал, что гости перепугаются, то жестоко ошибся. Они продолжали скулить и выть, как ни в чем не бывало. Тогда ему расхотелось шуметь, и он потихоньку спустился вниз: поглядеть на эту странную свадьбу.

Когда он спрыгнул с нижней ступеньки, гости уже собирались на улицу. Пустогроха заметили, к нему сбежались, стали пожимать руки.

— Вы играли великолепно! — неслось со всех сторон. — С таким чувством! Большое спасибо!

— Да что вы! — отвечал пустогрох. — За что же спасибо-то?

Он был очень разочарован. Не затем живет пустогрох на свете, чтобы радовать человека! Да и свадьба-то оказалась — кошачьей… А «церковь» — обыкновенным складом, где хранились старые фисгармонии и пианино.

После такой неприятности ему начисто расхотелось оставаться в Сиракузах.

«Если мой грохот ласкает слух, то стоит ли грохотать?» — с этой мыслью он поскакал обратно на мол, юркнул в знакомый иллюминатор, зарылся в кокосы и крепко заснул.

Наутро барометр показывал «ясно», и пароход опять вышел в море. Матросы все удивлялись: где же шторм? А капитан, знаток пустогрохого свиста, усмехался в бороду и помалкивал. Вот прошли они Гибралтарский пролив, между Африкой и Испанией, взяли курс на север и поплыли вдоль побережий — португальского, испанского и французского. В Бискайском заливе заштормило, и с тех пор волны никак не могли успокоиться. Пароход качало с боку на бок, с носа на корму, а пустогрох лежал весь больной и бледный среди мохнатых кокосов — ух как они грохотали! — и ни капельки не хотел шуметь. Для подкрепления сил он изредка разбивал орех, выпивал молоко и без всякого аппетита жевал кусочек-другой белой мякоти. Путешествие ему разонравилось.

Только на широте немецкого города Бремена волнение наконец улеглось. Пустогрох устало поднялся на ноги и впервые за много недель чуть-чуть оживился. Когда же вдали показался остров Гельголанд, он и вовсе повеселел и ночью вдоволь нагрохотался кокосами. А утром, свеженький как огурчик, даже прокрался в каюту к самому капитану, чтоб еще разок свистнуть и сбить с толку барометр. Довольный, сидел он, скрестив ножки, на невысоком столике, подливая чернила в пивную кружку и тыча карандашом в красное яблоко, как вдруг чья-то рука схватила его за шиворот — прямо за ворот зеленой курточки из пальмового волокна — и вздернула вверх… Да это же капитан! Пустогрох забыл прикрыть дверь и не услышал, как тот тихонечко подошел, — вот и попался по неосторожности.