Читать «Неоконченная повесть» онлайн - страница 88

– Вот моя дорогая невеста!

– Вот это да! – ахают гости. – Это уже речь мужчины!

Радостные, подогретые самогоном, они шумно поднимаются со своих мест:

– Мазал тов! Мазал тов!

Правда, бедный Бернштейн помрачнел еще больше, но что уж тут поделаешь! Зато Софья Марковна до того разволновалась, что тут же опрокинула сто грамм, а потом еще и запила рюмкой вишневой наливки, которая стояла перед мужем. Подумать только – и это Софья Марковна, которая почти не пьет! А что это делает сидящий рядом с ней давний ее искуситель? Вы только посмотрите – Ицхак-Меир преспокойно наливает в ее стакан еще сто грамм самогона, и Софья Марковна чисто машинально вливает в себя и это! Потому что когда встает вопрос о счастье дочери, Софья Марковна способна пить хоть жидкое пламя и ничего не почувствовать.

Но зато теперь – и вовсе не под влиянием выпитого, она вдруг распрямляется, как в те давние времена, когда еще была самодержицей и верховной главнокомандующей всей семьи.

– Мазал тов, дочь моя! – целует она Хану, но срывается и слезы заливают ее лицо.

От слез и поцелуев мокры щеки у сияющей невесты.

– Мазал тов тебе, Шоэль! – Софья Марковна целует будущего зятя и смотрит на него долгим и добрым взглядом.

Теперь, когда она отдает этому разбойнику свое единственное сокровище – свою дочь, пусть только попробует не беречь ее! Хана между тем обнимает отца, целует его ввалившиеся щеки, шепотом благодарит…

– Ну, ну, полно, Ханеле! – останавливает ее Ицхак-Меир.

Он не переваривает сантиментов, а потому поскорее наливает себе и Шоэлю. Они, мужчины, поймут друг друга и без женского сюсюканья.

– Чтобы было хорошо, Шееле! Только хорошо! – произносит он благословение опытного, пожившего человека.

Сейчас он отправляет этих детей в трудный жизненный путь. Сколько лишений и страданий подстерегают их там! Пусть Хана и Шоэль счастливо минуют эти препятствия!

Шоэль садится за пианино, начинает барабанить по клавишам, революционные песни вырываются из окна на улицу. Звучат «Варшавянка», «Мы кузнецы…», «Молодая гвардия…». Затем, дурачась, молодежь запевает приблатненую песенку: «Отречемся от старого мира и в баню мы не пойдем!» – какие-то озорники придумали легкомысленные слова на мотив «Марсельезы». Не стесняются спеть и «Раввины нам не нужны…»

А потом комната наполняется негромкими звуками песен Сиона – нынче они не в моде, и петь их следует так, чтобы дальше стола слышно не было. Но вот встрепенулся Ицхак-Меир, гордо посмотрел вокруг, опрокинул еще стаканчик. Плевать он хотел на осторожность! Сегодня пекарь ничего не боится, ему сейчас море по колено! И он громко запевает жидким своим тенорком: «О, родная страна, прекрасная страна! Мы, как зеницу ока, будем вечно беречь тебя!»

Вокруг шикают, просят немедленно утихомириться, но куда там – разве остановишь душу, если она жаждет выговориться, выразить себя? Он, старый Ицхак-Меир, не намерен молчать! Жива еще в его сердце надежда, есть еще порох в пороховницах, и мечта еще не задушена!

Софье Марковне от всех этих треволнений сделалось дурно, она побледнела. Встревоженный Ицхак-Меир уводит жену домой. Да и незадачливый претендент на ханину руку Миша Бернштейн как-то незаметно исчез из комнаты. Исчезнет он и из нашего рассказа – что ж, не получилось у него с Ханой Шульберг, но есть и другие достойные еврейские девушки, а такие парни, как Миша Бернштейн, на дороге не валяются.