Читать «Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах» онлайн - страница 520

— Давай, шевели ножками, ишак смердячий!! — крикнул Герасимов, волоча Грызача на себе. — Сейчас наши доблестные вертолетчики покажут класс игры на фортепиано…

— А ты свое епало убери подальше… я брезгую твоей поганой кровью…

— Еще слово, козел, и я тебе выбью зубы…

— До тебя уже выбили, пес ты плешивый…

Они ковыляли по камням, падали, матерились, отстреливались, снова вставали и ковыляли дальше. Реактивные снаряды трясли котлован, словно детскую погремушку, адский огонь перемешивал в миксере огонь, дым, камни и людей. На правый гребень выбралась подошедшая на помощь рота третьего батальона и с ходу открыла по склонам огонь. Минометчики отправили в трубу первый снаряд; он долетел до обгрызенной скалы, под которой умирал оставшийся один прапорщик Хорошко, и разорвала его в клочья. Малиновые трассеры исполосовали пахнущие кровью и гнилостью сумерки.

— Куда вы бьете?!! Куда бьете?!! — срывал в эфире голос комбат. — Там еще остались наши бойцы!!

— Где? Внизу? — спокойно отвечал командир роты, вкладывая в голос презрение и насмешку: сидит, нудила, в километре отсюда, смотрит за боем в бинокль и дает дурацкие советы. — Товарищ капитан, там духи уже пять раз туда и обратно прошли. Нет там никого.

— Заряжай!! — командовал командир минометного расчета.

— Ах, епическая сила, как больно… Как больно… — скулил Грызач. — Такого парня испортили…

Его тошнило кровью. Зря он ее глотал.

— Ты будешь держаться за меня?? — хрипел Герасимов. Он шел уже из последних сил. Вены на его шее набухли, пальцы онемели и перестали слушаться. Сколько там осталось патронов? Дюжина на двоих наберется?

Они рухнули в сухую промоину. Грызач что-то хотел сказать, но его душила икота:

— Ты… ты…

Духи все идут. Встают и идут. Они сделаны из тьмы, у них под одеждой ничего нет, это чучела, пахнущие свежевырытой ямой.

— Грызач! Грызач, ты не умирай! — через силу выдохнул Герасимов, прижался щекой к прикладу «калаша» и дал короткую очередь. — Наши уже близко! Грызач! Грызач, ты слышишь меня? Ты слышишь, подонок?!

Грызач судорожно сглатывал, таращил мутные глаза на Герасимова, хватал его за капюшон маскхалата.

— Ты… ты…

— Подожди, у меня где-то был промедол…

Где-то в карманах! Сколько много карманов и почти все пусты. Песня спета, шарик сдулся… Грызач, сволочь, не умирай… Сейчас игла одноразового шприца вонзится в твое хилое и слабеющее тело, промедол метастазом расползется по мышечным тканям, просочится в капилляры, побежит с потоком остывающей крови по венам к сердцу, легким и мозгу, и возникнет короткая иллюзия жизни; ногам и рукам станет тепло, сознание просветлеет, в нем вспыхнет оранжевый свет неуловимого счастья, словно вот-вот произойдет некое великое, судьбоносное и очень торжественное событие, хлынет потоком свинячий восторг — как хорошо! как прекрасно лежать здесь, под чудным небом, на котором загораются тяжелые, качающиеся звезды, и как прекрасна война, какое умиротворение и законченное, округленное удовольствие доставляют кровоточащие раны! Человеческое тело — это мразь, это нищенские лохмотья, это шутовской костюм, это полосатая роба заключенного; это колючая проволока, это присохшие к ране бинты, это римские кожаные плети с крюками, это битое стекло… А война срывает все это, смывает грязь и боль, высвобождает душу и — лети, хрустально-прозрачная, незамутненная, невесомая, вечная; порхай, кувыркайся в лучезарном сиянии солнца, в небесной голубизне, над млеющей в дымке Землей…