Читать «Белый крест» онлайн - страница 24

— Кривым? Хочешь сказать, что не любишь меня? — Мурманцев изобразил лицом разочарованное изумление.

— Я немножко спрямила твою математическую траекторию, — улыбнулась она. — А все-таки, зачем тебе понадобилось умножать два на два логарифмическим способом?

Мурманцев грохнулся на колени и прижал руки к груди.

— От избытка чувств! — И добавил, ухмыляясь: — А кроме того, мне посоветовал это твой отец.

— Ах да!

— Да-да. К несчастью, я не знал, что ты подслушивала.

— Фи. Не подслушивала, а случайно услышала. К счастью.

Будущую свою жену Мурманцев увидел впервые пять лет назад. Он окончил курс, она только поступала в Академию — семнадцатилетнее создание в строгой юбочке ниже колен, с косой и взглядом котенка. Как громом сраженный, двадцатидвухлетний Мурманцев стоял в коридоре, долго глядя вслед мелькнувшему видению. Придя же в себя, ощутил испуг. «Так не бывает», — сказал он себе. И, бросив все, сбежал в монастырь. Глухую, северную, бедную и голодную пустынь. Прожил там год, укрепился в духе и понял, что так бывает. До краев и без остатка. И что монаха из него не получится. Поэтому вернулся и попросился в ординатуру. Через два года стал преподавать. Курсы криптоистории, конспирологии и новейшей политической истории. Думал отказаться от ведения предметов в женской группе, но мотивировать было нечем

Анастасия Григорьевна Мирская, дочь директора, генерал-майора Григория Ильича Мирского, не обращала на ординарного преподавателя, дворянина и смоленского помещика Мурманцева никакого внимания. Даже на экзаменах не пыталась отвлечь его томным взглядом от учебного предмета. Мурманцев однажды в шутку сказал ей, чтобы не строила ему глазки. Анастасия Григорьевна искренне и очень серьезно изумилась:

— Кто строит глазки? Я?

Барышни, на задних рядах готовившиеся отвечать по билетам, зажали ладошками рты. Мурманцев стушевался.

— А вы считаете, мне нельзя строить глазки? Отчего же, интересно знать?

Мадемуазель Мирская наклонила голову и невозмутимо молвила:

— Оттого, что не надо так нелепо шутить, мсье Мурманцев.

После этого Мурманцев терпел еще несколько месяцев, а затем пошел сдаваться директору. Прибыл к нему домой и выложил все, начиная с того самого коридора, где грянул гром. Попросил совета и участия. Генерал-майор Мирский обдумал его взволнованную речь, проникся страданием молодого Мурманцева, потеребил себя за усы и спросил:

— Вы ведь преподаете курсантам конспирологию? Теория заговора и все прочее?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Ну, вот и составьте ваш собственный… гм, заговор. Стасенька у меня девочка впечатлительная. Поразите ее воображение чем-нибудь эдаким. Ручаюсь, она не останется равнодушной. Если, конечно, вам хватит благоразумия и изобретательности.

И Мурманцев придумал «эдакое».

С наступлением следующего учебного года женский пятый курс Академии был заинтригован странными посланиями. Таинственный некто начал с того, что каждой барышне этого курса прислал букет хризантем. По букету в день — их приносили рассыльные из цветочной лавки в один и тот же час, в перерыве между занятиями. Двадцать один букет. Но почему-то загадочный незнакомец забыл о Стаси Мирской, оставленной без цветов. Затем пошли записки — с изящными комплиментами по поводу красы и благонравия очередной барышни. И снова по письму в день, всем, кроме дочери директора. Девицы начали шушукаться в сторонке и бросать на нее жалостливо-веселые взгляды.