Читать «Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник)» онлайн - страница 158
Коллектив авторов
Мамка, мамка, не так давно мы стояли под цветущей в нашем саду вишней, я сорвал белоснежную ветку, а ты ругалась. Я пожимал плечами, а ты обвиняла в бездушии. В отпуск приехал к тебе. В апреле. Целый месяц дали. А не успел вернуться в столицу, в свою часть, как – «Киев бомбили, нам объявили…». А ты, прощаясь, все твердила: «Только бы война не началась. Только бы». Следующая вишня зацветет без меня.
Жрать-то как охота. И пить. Молчу о возможности нормально выспаться.
А-а, танки, танки, перебрались-таки через Ирпень. Осмелели, сучары. Лизонька, тебя тоже не увижу. Так, дурак, и не скажу о главном. Так и останусь для тебя «Ледяным». Не только для тебя, впрочем, но на остальных мне плевать. Кроме матери разве что. Но она-то знает…
– Притихли, гады! – Женька сплевывает. Черная каска, запекшаяся кровь на рукаве гимнастерки, измазанное пороховой гарью перекошенное лицо и безумные глаза. Хорошо, себя со стороны не видно…
– С чего бы им притихать?
– Не знаю, лейтенант. Может, помощь подоспела?
– Вряд ли, – слышу со стороны свой голос – нереально спокойный для нашей ситуации. Жаль, внутри такого спокойствия нет. – Окружены мы, не прорвутся. Да и спасать тут уже не кого…
– Как некого? А мы? Мы же этих гадов… Придет подмога, придет!
– Вряд ли.
– Ледяной, ты что ж – помирать?
– Все помрем. А знаешь, мне сны снятся, – брякаю абсолютно невпопад.
– Кому они не снятся? Я уже понимать перестал, когда во сне отстреливаюсь, когда наяву.
– Нет, мне другие снятся. Вроде прошло уже лет пятьдесят. В мире все по-другому. Войны нет. Кругом трава зеленая. И все как-то… странно. И нас нет. Совсем нет. Совершенно, понимаешь?
– Тю, лейтенант! Да нас уже завтра может не стать. Или сегодня.
– Ничего ты не понял… Патроны остались?
– Если бы. Кричат что-то, суки. На немецком.
– А? – прислушиваюсь. – Сдаться предлагают. Хрен им садовый!
– А танки-то наши. На трофейной технике катаются, гады.
Высунувшийся из трофейного танка фриц в черном кителе и с крестом на груди прокрякал еще что-то, после чего спрятался. Еще пару секунд было тихо.
Огонь. Воздух превращается в алое зарево. Огнеметами решили добить, значит. Что ж, смотрите, как погибает русский солдат!
– Прощай, Ледяной! – Женьку трясет. Меня тоже. Наверное. – Вот нас и не стало. Отче наш, ежи еси… Ох, почему же я молиться не научился?
– Отставить скулеж, рядовой! Мы встретим их. Встр-р-ретим.
Сам не знаю, с каких чертей начинаю петь. Больше нет страха, нет ненависти, нет усталости, и меня нет, есть только эта песня. И я пою сначала тихо, потом все громче и громче. Рядовой Евгений Петрушин, изможденный перепуганный восемнадцатилетний мальчишка, смотрит на меня, как на последнего полудурка, смотрит и старается не расплакаться, а затем начинает подпевать.
