Читать «Перед закрытой дверью (Die Ausgesperrten ru)» онлайн - страница 27

На уроке немецкого самоубийца Штифтер возвышает свой голос над шумливыми гимназистами; он, жертва несчастного брака и неумения распорядиться собственной жизнью, не нашел ничего умнее, как рассусоливать о святом и светлом Троицыном дне, когда он подходит «к опушке леса безмятежной», о нет, не там, где «мелькает силуэт косули нежной» (совершенно начхать, что там у него мелькает, считает Анна), но там, где он прогуливается по некоей беспредельной, бесконечной, так сказать, местности. Что он смыслит в бесконечности? Дух его не в силах постигнуть беспредельное. Зато Райнер ощущает в себе беспредельность поэта, который разбивает все оковы. Он ее чувствует, а никакой не Штифтер, Штифтер доказал это всей своей профуканной жизнью, своей трусливой нерешительностью. Далее Адальберт Штифтер проводит смотр дефилирующим мимо него разным там красотам, как одушевленным, так и неодушевленным. «Природа стремится погрузиться в неодушевленность, — думает Райнер, — а мы лишь способствуем ей в этом». Он незамедлительно делится свои наблюдением, отправляя записку Софи, которая в этот момент рисует силуэты лошадей в общей тетради. Она невысокого мнения о неодушевленности, так как предпочитает спортивное воодушевление. Нужно почувствовать собственное тело или тело скаковой лошади, когда она переходит с рыси на галоп. Ветер овевает скакуна и всадницу, и свежий воздух гонит прочь и дурное настроение, и тревоги. На таком воздухе не разлежишься, а не то и разложиться недолго.

Зло предпочитает защищенные от ветра, укромные закоулки, бледные изнеженные подростки предпочитают замкнутость подвальных кафе, а то ведь на улице, при свете дня, чего доброго, сразу начнешь переводить слепых и старушек через дорогу или собачку по шерстке гладить.

— Кто там мешает вести урок? Витковски, номер первый и номер второй, я попросила бы вас успокоиться и помолчать, или мне отметить ваше поведение в журнале?

«Да чего там такого отмечать, разве что ваши личные неудачи в вашем личном дневнике. А уж их у вас хватает, каждую неделю найдется, что записать, я уверена. Изо рта у вас пахнет, и кожа отвратительная, серая, и икры толстенные, госпожа учительница» (Анна).

Штифтер в умилении бубнит про сияние сияющих небес, про восхитительные апрельские облачка, полные солнечных бликов, про изумрудные полоски озимых побегов.

— Пусть у него у самого стручок позеленеет, — говорит Райнер, искоса поглядывая на Софи, и заливается тявкающим хихиканьем.

Анна предлагает привлечь к затее с нападениями Ханса Зеппа, с которым они недавно познакомились в джазовом подвальчике. Он будет идеальным орудием, да и вообще ему надо покинуть свою пролетарскую прослойку. В обществе сильный постоянно берет власть над слабым, будь то на фабрике или в конторе, тут все способы хороши. Вот Ханса, к примеру, его фирма «Элин-Юнион» заставляет возиться с электрическим током. Явно с постоянной опасностью для жизни. Ток способен убить, делает он это чисто и неожиданно. Он не предупреждает заранее, он просто появляется из ничего. Униженный и оскорбленный видит в своей конторе таких же, как он, придавленных жизнью, и в нем неизбежно возникает чувство общности и солидарности с ними, а значит, он вновь ощущает свою силу. Правда, быть сильным в труппе у Райнера ему нельзя, потому что Райнер непререкаемо, раз и навсегда вожак, ведь эта идея пришла в голову именно ему. Куда бы Ханс ни посмотрел, он не увидит в своем окружении такого же, как он, рабочего, повсюду он должен видеть одних лишь нас. Он должен беспрекословно внимать нашим словам, предостережениям, приказаниям, поощрениям. Анна говорит: