Читать «Царь и гетман» онлайн - страница 15

Даниил Лукич Мордовцев

Ягужинский стал спокойнее прислушиваться. Он знал, что когда беспокойный царь заговорит о российском царстве, о его славе, то все другое, личное, уже менее острым становится для него.

— Я здесь сооружу мою новую столицу… Се будет новый мех, и в новый мех я волью новое вино — и просвещение, и новые доблести российские… А Москва — пусть останется Москвою… Ишь ты! Москва-де сердце России — ну ин и пусть останется сердцем, кое присно живет в разладе с рассудком… Так и Москва… А эта немка — Анна… Что ж! Пускай ее… не любит уж… Да и любила ли, полно? Не царя ли видела во мне, а не любовника?.. Да, любить и царь не может заставить…

Ягужинский видел, как громадная тень царя наклонилась над столом. Голова опустилась на руки. Тихо стало в палатке.

— А эта — Марта, что ли? Какие глаза — чистые, невинные… Может, эта и полюбит не как царя… Ну да благо — быть здесь «Питербургу»!

Царь даже кулаком об стол стукнул… Потом зашуршала бумага, заскрипело перо…

Под скрип царского пера и уснул Павлуша Ягужинский.

IV

Малороссия… Украина… Всегда, во все века исторической жизни русской земли, край этот выступал из могильного мрака истории под дымкою очарования, поэзии, чего-то чудесного… Да, чудесное, героическое, легендарное прошло и сквозь всю историю этого симпатичного, но несчастного края. Яркость исторических красок так бьет в глаза, когда вы переноситесь в прошедшее Украины: первые богатыри народного эпоса, богатыри стихийные и полумифы, потом богатыри — запорожцы, гетманы, казаки, гайдамаки, чумаки — на всем этом лежит печать поэзии.

…………………………………………………………

— Шо се ты, доню, читаешь?

— Та се, мамо, про блудного сына.

— Що ж воно — из евангелия, из святого письма?

— Ни, мамо, — се комедия.

— Яка, доню, комедия?

— Воно, мама, виршами писано.

— А хто его написав?

— Симеон Полоцький, мамо.

— Що ж воно там пише?

— Та пише, мамо, що у одного чоловика було два сына, старший — тихий да слухьяный, а меньший — якийсь козакуватый, непокийный, мов запорожський козак: «Отпусти да отпусти, каже, мене, тату…».

— Та се ж и святе письмо так пише… Яка ж се комедия, доню?

— Ах, мамцю, яка бо ты! Тут вирши…

— Так що ж що вирши?

— Тим воно й комедия называеться.

— А ну-ну, почитай, я послухаю — що воно таке е.

— Слухай, мамо… Ото вин, меньший сын, уже на воли, десь у чужий земли… Слухай, мамцю, що вин каже:

Бех у отца моего, яко раб плененный, Во пределех домовых, як в тюрьме, заключенный. Ни что бяше свободно по воли творити, Ждах обеда, вечери, хотяй ясти, пити, Не свободно играти, в гости не пущано, А на красныя лица зрети запрещано…

— Овва! Се б то его батько на вечерници не пускав…

— Ни, мамо, — яка бо ты!.. Слухай…

— Та чого ж слухать! Волоцюга — волоцюга и есть… Одно слово — блудный сын — Семен Палий…

— Ну вже, яка бо ты, мамцю!.. А люди кажуть, що Палий такий козак, якого и в свити нема.

— Не все то правда, що люди кажуть.