Читать «Царь и гетман» онлайн - страница 126

— А! Гаврило Иваныч… в красных чулках: из застенка, значит, — сказал царь, быстро окинув взором вошедшего. — В красненьких чулочках — у князя-кесаря Ромодановского перенял, чтобы кровушки на ногах не видно было…

— Истину изволит молвить великий государь, — отвечал вошедший (это был Головкин), — дабы кровушки в нашем-то заплечном мастерстве не видать было.

— Ну что, винится доноситель?

— Винится, государь, сразу повинился, как только дыбу спозрел.

— А! Что ж открывает?

— Сказывает, государь: писал-де на гетмана ложно, изблевом, по злобе, а мыслил-де, что великий государь без расспросу веру его изветным речам даст… В таком-то великом государевом деле да без расспросу, без сыску!.. Я и искал и доискался правды: по злобе-де ложь затеял — облыжно писал.

— А Искра?

— Искра, государь, на него же все дело сматывает, на этот самый клубок нитку мотает: его вся эта, Кочубеева, известная затея — он, Кочубей, и Искру подучал… Обнадеживал его: государь-де милостию за сие пожалует… Я Искре, государь, по твоему государеву указу велел дать десять, так и под кнутом утвердился на первых речах: ничего-де изменного за гетманом не ведает, а слышал-де от Кочубея. А как Кочубея стали раздевать…

Ягужинский при этих словах Головкина вздрогнул…

— Что, Павел? — спросил царь, заметив эту дрожь в своем любимце.

— Знобит как будто, государь: от окошка, должно быть.

— Ну? — обратился царь к Головкину. — Раздел-таки и Кочубея?

— Раздел, государь, а он из-за пазухи и вымает вот сие рукописание и говорит: покажь-де оное великому государю, он-де помилует горестию удрученного отца о погибели дщери своея.

Ягужинский опять вздрогнул и прислонился к стене: он, казалось, готов был упасть. Головкин с низким поклоном подал царю пакет. Государь, молча разорвав конверт, стал пробегать глазами написанное на бумаге.

— Да, так и есть: все из-за дочери, — сказал он наконец. — Пишет, якобы гетман обольщал ее. «На день святого Николая, пишет, присылал Мазепа Демьянка, приказуючи, жебы з ним виделася дочка моя, а объявил тое, же дирка в огороде межи частоколом против двора полковницкого есть проломана, до которой дирки абы конечне вечером пришла для якогось разговору. Якая присылка частокротне бывала, яким способом крайнии нам учинилися оболга и поругание и смертельное бесчестие…» А все ж это не измена, — пояснил царь.

— Не измена, великий государь, — подтверждал Головкин.

— Посмотрим дальше… «В день святого Савы, — читал Петр, — прислал его милость гетман з Бахмача рыб свежих чрез Демьянка, а за тоею оказиею тот Демьянко говорил Мотроне на самоте, же усильно пан жадает, абы для узреняся к ему прибыла, а обецует 3000 червонных золотых. А потом того ж дня, поворачиваючися з Бахмача, прислал того ж Демьянка, приказавши наговаривати Мотрону, же пан 10000 червонных золотых обецует дати, абы тилько так учинила; а коли в том она отговоровалася, тогда просил тот хлопец словом пана своего, щоб часть волосов своих урезала и послала пану на жаданье его…» Ишь, старый! — улыбнулся царь. — Волоски ему понадобились…