Читать «12 ступенек на эшафот» онлайн - страница 214

В то время военные, исключенные из дипломатического процесса, имели весьма смутное представление об оборонном потенциале стран вероятного противника. Все мы находились под гипнотическим влиянием личности фюрера, и армия покорно следовала за своим верховным главнокомандующим — факт, решительно непостижимый для посторонних, особенно иностранцев. Невероятные успехи в ходе польской, а потом и французской, кампании произвели на военных — в том числе и на меня — настолько сильное впечатление, что мы уверовали в его военный гений и безоговорочно доверялись ему там, где опыт и здравый смысл должны были бы подсказать нам прямо противоположные действия. В этом наша вина, и мы несем ответственность перед Богом, миром и нашим многострадальным народом.

С этого момента и начался процесс дегенерации военного искусства. Все, что происходило на Востоке, можно объяснить только партийно—политической ненавистью Гитлера к мировоззренческому врагу. Гитлер и генералы, руководствовавшиеся его выступлениями, были убеждены в том, что речь идет о жизни и смерти целых народов. Отсюда — безжалостность приказов, прежде всего приказа от 17.6.1941 г., который я всячески пытался смягчить, как при отправке в войска, так и при его исполнении. Гитлер был убежден: обычаи войны и уложения военного права утратили свой первоначальный смысл и не будут играть сколько—нибудь заметной роли в битве на Востоке. Советская Россия не признает международных конвенций и не намерена соблюдать писаные и неписаные законы войны.

Ясно, что вышедшие из—под его пера указы и директивы по мере прохождения по инстанции приобретали все более зловещий характер, ибо в действие вступал фактор непредсказуемости: личное отношение среднего командного звена и интерпретация приказов младшим начальствующим составом. Контроль над исполнением такого рода приказов стал невозможен, а впоследствии вышел за рамки компетенции высшего военного руководства.

Достоверно известно, что многие генералы и полевые командиры отказались от буквального исполнения приказов фюрера и руководствовались в своих действиях накопленным боевым, да и жизненным, опытом. В личных беседах с офицерами я часто повторял, что приказы фюрера — не карт—бланш и не индульгенция с отпущением будущих грехов, а, в конечном итоге, дело их совести и вопрос здравого смысла. Заключение о том, умиротворена или усмирена подконтрольная им территория, — их частное решение, соответственно, вопрос применения или ограничения указов находится в их исключительной компетенции. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад, поэтому зло свершилось.

Считаю своим долгом заявить, что до начала похода против России уровень правосознания в войсках был достаточно высок и вермахт воевал в строгом соответствии с духом и буквой законов о формах и методах ведения боевых действий. Приказы, подобные тем, которые отдавал генерал фон Рейхенау, были исключением из правил. Я убежден, что строгие меры принимались только в тех областях, где того требовала оперативная необходимость, а также для обеспечения безопасности собственных войск в условиях элементарной нехватки сил и растянутости фронта.