Читать «Памяти Императорской русской армии» онлайн - страница 36

Невежество? Нет — считали это не своим делом. Была армия вне политики. Политику делал ее Верховный вождь — Государь Император, и на все была его монаршья воля.

На 1 марта мы должны были сделать поиск к неприятелю. 28 февраля я ездил к пластунам и в полки отбирать людей и разъяснял им эти задачи. Около 4-х часов дня из штаба корпуса мне была подана телефонограмма, объявлявшая, что в Петербурге «серьезные беспорядки и есть опасение, что беспорядки эти перекинутся в армию и потому требуется более тесное общение офицеров с нижними чинами».

Пришлось только пожать плечами. Офицеры дивизии жили одной жизнью с нижними чинами. Сам я каждый день по четыре, по восемь часов проводил с ними, и более тесного общения быть не могло.

На 2 марта должен был состояться поиск — он был отложен с 1 марта. Поиск этот мы связывали с общим наступлением всех фронтов, и все наши мысли были сосредоточены на нем. С утра прислушивались, не слышно ли далекого гула артиллерийской канонады. Но стояла мертвая тишина. Серой ватой покрыто было небо и мелкими слезами дождевой капели упадало на землю. По лесам клубились туманы.

В десять часов утра из штаба корпуса передали по телефону об отмене поиска, без объяснений причины. Передавал сам командир 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Гилленшмит, и на мой вопрос — «почему»— ответил, что так приказано свыше.

3 марта утром я ездил на позицию и сделал газовую тревогу. Вернулся в половине третьего, опять был вызван к командиру корпуса. Командир корпуса принял меня в хате начальника штаба. Оба генерала находились в подавленном настроении. До штаба корпуса дошли слухи о том, что все министры арестованы толпою, государством правит президиум из членов Государственной Думы, с Родзянко во главе, Государь будто бы в Пскове отказался от престола в пользу Наследника, а правителем до его совершеннолетия назначил Великого князя Михаила Александровича. По всем городам идут мятежи. Газет нет.

Уже в темноте я вернулся домой. Был сильный мороз, гололедка, лошадь скользила по дороге, и я ехал напрямик лесными тропами. Смутно было на душе. Жаль было до боли Государя, страшно за Россию, но Великого князя Михаила Александровича все любили, и это давало некоторое успокоение.

4 марта с утра я был в резервном 16-м Донском полку. Беседовал с офицерами и казаками. Настроение было спокойное.

Был бы Царь — говорили казаки.

Ни у кого не было и мысли, что Россия может быть без Царя. Во время беседы меня вызвали в штаб корпуса. Там мне передали, что Государь отрекся от престола и за себя и за сына и передал управление государством Великому князю Михаилу Александровичу, а командование армиями — Великому князю Николаю Николаевичу. Вечером пришел манифест, и я получил список новых министров. Никого, кроме Гучкова, мы не знали. О Гучкове знали, что он ездил охотником к бурам, был на Японской войне, много работал в торгово-промышленном комитете. Его имя связывали с именем Поливанова. Думали, что Гучков — только ширма для Поливанова. Остальные были нам незнакомы. Имя Милюкова говорило о проливах и Константинополе.