Читать «Мой папа Штирлиц» онлайн - страница 37

С Лехой, как с представителем власти, бабулька была по-лакейски приветлива и на ежедневный вопрос: "Когда коньки отбросишь, кляча старая?", добродушно похрюкивая, отвечала: "Старый конь борозды не портит". Со мной же, как со слабым противником, она вела доставлявшую ей немалую радость долгоиграющую войну. Мало того, что на мое приветствие, она неизменно отвечала шипением в спину "прастегоспаде", мало того, что вырубала свет в "удобствах", стоило мне зайти туда, она совершенно измордовала меня тем, что заслышав телефон, располагавшийся напротив ее двери, как кукушка из часов, выскакивала, хватала трубку и всегда шамкала одно и то же: "Але, хто тама?... Олю?... Дык, ведь и нету ее, прастегоспаде... Када придеть? Дык, она мне не докладываить", и, брякнув трубку на рычаг, с достоинством удалялась, не обращая внимания на мою запыхавшуюся досаду.

С "мусорами" я старалась поддерживать нейтралитет, аккуратно по дежурству убирая места общественного пользования, игнорируя долгие Лехины заседания в уборной в обнимку с некогда роскошным, ныне безнадежно истрепанным "Пентхаузом", и невинную привычку разгуливать по квартире в нижнем белье. Бабульку игнорировать было сложнее. В результате нашей с ней телефонной войны я страдала от вечного звона в ушах, постоянно прислушивалась, срывалась с места не по делу, чаще же всего, что бы в очередной раз услышать, как она врет моим знакомым и молью бесшумно упархивает в свою затхлую щель.

Сегодня мы с Сашкой были в квартире совершенно одни, но если бы кто-то все же ухитрился подглядеть за нами, то не испытал бы ничего кроме разочарования. Скукота. Сонное царство. Нам же скучно не было, так как впервые в жизни мы общались с помощью любовной телепатии, боясь раздавить хрупкие еще ростки близости.

Внезапно нас опрокинул и оглушил звонок входной двери. Решив, что это посылка от кого-то из Сашкиных родственников с очередным свадебным подарком, я побежала открывать. Не тут-то было! Вместо обещанного надеждой почтальона на пороге с радостным гиканьем возникла лихая орда друзей. В руках у них был портвейн, а в глазах читалась такая сокрушительная решимость, что я невольно отступила. Наперебой они кинулись целовать и поздравлять меня с днем рожденья, сзади по лестнице подтягивались обозы с их миловидными подругами, черт бы их побрал!... Мне ничего не оставалось, как, сглотнув досаду, срочно привести себя в порядок и метать на импровизированный стол принесенное теми, кто считал себя лучше или хуже мифического, но, в сравнении с ними, совершенно безобидного, татарина. Словом, вспомнив собственную формулу счастья, пришлось благодарно принять неизбежную неудачу и гармонично раствориться в резвящейся реальности.