Читать «Малые ребята» онлайн - страница 18

— Что ж теперь? — спрашивает исправник.

— Ты молчи; теперь он прощенья будет просить, а ты не слушай.

И точно, запертый в холодной вор таким рыдающим голосом, с такими надрывающими душу мольбами начинает умолять о помиловании, что у исправника немедленно же глаза наливаются слезами.

— Выходи, Миша! — говорит он жалобно, забывая, что он исправник.

Но тут уже сам вор делает ему замечание.

— Так нельзя скоро! — уже своим и несколько обиженным голосом отзывается он из-за двери. — Какая же это игра будет? Ты меня до-олго не пущай! Я буду вопить, а ты мне кричи: "нет тебе, подлецу, пощады!"

И начинается вопль. Мальчик-вор, наверное, слышал этот вопль, раздирающий душу, от отца, которого тоже сажали в острог, от матери, которая, наверно, рыдала и выла, горюя об участи мужа, и он истинно артистически выполняет эту сцену. Но исправник уже старается не плакать, чтобы не испортить игры, приучается не слышать этих воплей и твердит: "нет! нет!"

— Ну, будет! — говорит сам вор и толкает дверь.

Его выпускают. Порядок спектакля требует, чтобы за тюрьмой следовало наказание "скрозь строй!"

— Сколько прикажете дать ударов? — спрашивают лавочники.

— Сто! — говорит исправник, не умеющий считать до десяти.

— Ну что больно много! — возражает вор. — Эва!

— Двадцать — будет! — говорят мужики.

Приносят прутья, "силом" валят вора на пол. Исправнику советуют кричать: "бей сильней!" Вор, само собой разумеется, "вопит", но все слабей и слабей: это значит, что его "засекают". Наконец он умолкает. Он без памяти. Десятские и мужики на руках несут его и кладут на большую плетеную корзину.

— Это лазарет!

Игра кончилась.

Не нравится вам эта игра — вот другая. "Пропивают" невесту, сватья ездят из одной деревни в другую, останавливаются в кабаках, выпивают, шатаются, валяются… Словом, все, что дает действительность, все переносится в игру. А жестока и тяжела эта действительность, и, что всего обидней казалось Ивану Ивановичу, — что его детям, как детям господским, отводилась в этой действительности, во имя самой сущей правды, большею частию неблагодарная, неприятная роль барина, причем этими играми развивались иногда самые нежелательные качества. Барин бьет, наказывает — это нехорошо; но и право миловать, в котором игра уверяла детей благодаря своей правдивости, — тоже не особенно нравственное право.

Плоха, забита, груба была жизнь; жестки ее впечатления. И в результате, как казалось Ивану Ивановичу, известная доля жестокосердия или по крайней мере равнодушия ко многому, что требует сочувствия и должно вызывать сострадание. Вот, например, сценка:

Приехал под окна усадьбы мужик. На телеге стоит кадушка, а в кадушке теленок. Дети и их деревенская компания смотрят на мужика, на телегу и на кадушку, стоя в садике.

— Теленочка продаю! — говорит мужик.

— А где теленочек?

— А вот, в кадушке.

— Зачем в кадушке?

— Да еще он маленек, двух недель нету… Он еще и на ногах не стоит.

— Покажи нам теленочка.

— А поглядите, с моим удовольствием.

Дети облепили телегу. Мужик открыл дерюгу, и оттуда выглянула красивенькая мордочка, тепло дохнула на детскую руку, поглядела добрыми детскими глазами, какой-то звук издала.