Читать «Очерки и рассказы (1873-1877)» онлайн - страница 33

-

— Пиши! Сейчас… пиши!.. — на всю платформу раздается почти воплем, почти криком голос, очевидно женский и очевидно насыщенный слезами. Он несся из окна вагона отходившего поезда, и его рыдающий тон заставил вздрогнуть всех, кто в эту минуту был на платформе вокзала… Под влиянием этого крика провожавшие поезд люди почти все ушли с зерном глубокой боли в сердце; а одного человека он ударил в сердце точно ножом.

Была ночь, первый час; поезд ушел, ушли сторожа, ушли рабочие, а человек, так больно раненный в самую глубину сердца, стоял и не мог оторвать глаза от темной дали, в которой чуть светился красный фонарь исчезнувшего поезда…

Это был муж уезжавшей женщины… Старая, поминутно повторяющаяся история, — "они разъезжались", по крайней мере на время… на год… Они не могли жить, им надо было отдохнуть друг от друга, опомниться… и т. д. Не могли, потеряли смысл жизни, — словом, они сознавали только, что "не могли"… и расстались. Последние дни были особенно напряженны и тягостны. Минута отъезда тянулась ужасно долго; у каждого из них было на душе бог знает что, в отношениях господствовало что-то донельзя утомительное, хотя они, решившись расстаться, уж не имели ничего враждебного друг к другу. Была, словом, какая-то тяжелая путаница и неискренность, которую хотелось как можно скорее прекратить, чтоб одуматься… Это состояние тянулось несколько дней и все время владело и им и ей, даже при расставанье. Какие-то чемоданы, какие-то билеты надо брать, хлопотать о том, чтобы не опоздать, — все это еще более усиливало нелепость положения, особенно после всего того, что было до разлуки и что было причиной разлуки… "Пиши, я буду писать!.." выходило как-то ужасно глупо, после всего и в то время, когда надо было искать, куда положили квитанцию… Глуп и тяжел был поцелуй, вздох, грустное выражение лица. Словом, все дни до последней минуты — все было неискренно, глупо, тяжело, и вдруг этот-то вопль: