Читать «Очерки и рассказы (1873-1877)» онлайн - страница 2
Глеб Иванович Успенский
— Я еще давишь думала, пить будешь, поставила самовар-от, ан ты ушел… А тут заснула…
— Теперь праздник, гулять надо, а не спать, — оказал я.
— Ну, — нам только и спать, что в праздник…
— Зачем же наряжаться-то тогда?
— Вестимо, — согласилась кухарка, — нарядишься незнамо зачем, да и спишь. Вот и праздник наш весь тут…
На лестнице, по пути в нумер, меня ожидал мой приятель мастеровой, с которым я познакомился вчера, как только сошел с парохода, и при посредстве которого была отыскана комната, в которой я сегодня проснулся. Это был добродушный, наивный молодой малый лет девятнадцати, который, за все время своего жития на белом свете, начал работать чуть не с восьми лет от роду, а может, и раньше, заработал только пиджак, который был на нем надет по случаю праздника, и не всегда был сыт. Денег у него не было на праздник ни копейки, и он только мотался тоскливо из угла в угол, смотря, как другие едят селянку и пьют вино. Как при такой жизни он сохранил в сердце ангельскую доброту и румянец на щеках, — я решительно не понимаю.
— Спасибо тебе, ей-богу спасибо, — сказал он, встречая меня (я ему вечером дал тридцать копеек), — ловко я попировал вчась.
— Хорошо?
— Дюже хорошо.
Мы вошли в комнату.
— Дюже, дюже хорошо, — говорил он, садясь на пол. (Пиджак его был постоянно застегнут на все пуговицы, а новый картуз он ни на минуту не выпускал из рук, хотя вовсе не собирался никуда идти, — все это объясняется тем, что на дворе праздник, благодаря которому и кухарка хотя и спит, но тоже в наряде.)
— Как же ты пировал?..
— Как пировал-то? А вот как. Перво-наперво пошел я туда… помнишь, я тебе говорил?
— Помню.
— Ну, взял ее, повел в кабак. Раз.
В это время кухарка принесла самовар, поставила его на лежанку и, увидя по лицу мастерового, что он рассказывает что-то, стала прислушиваться.
— Привел я ее в кабак…
— Это свою любезную? — спросила кухарка.
— Нет, чужую взял.
— У такого кавалера как не быть своей…
— Мне такая же вот Дарья навязывалась — отказ дал.
Это, очевидно, относилось к кухарке.
— Где уж нам…
— Ты говори, как пировал-то, — сказал я.
— Пришел в кабак, — говорю: деньги есть, требуй. Потребовала она яичницы, порцию… подали, — десять копеек серебром, — а-а-атличнейшую яичницу, целую сковороду, первый сорт. Так ей понравилось — вис-селая стала… Думаю — уж праздник ведь, — за вино, скричал подносчика, водки на шесть копеек серебром взял, думаю, надо же как-нибудь, выпили водки, съели яишню, принялись за пиво; остальное все на пиво ушло. Так разобрало чудессно…
— Какой пир! — сказала кухарка.
— Ничего! Погуляли… довольно…
Хотя кухарка произносила свою речь, повидимому, шутя, — но видно было, что и такое роскошное пированье, как пированье мастерового, — достойно порицания людей более строгих, в особенности женщин. Только мое присутствие несколько ободряло малого, с матерью которого кухарка, повидимому, была знакома.
Вот как веселился молодой малый с своей подругой; малый, которому пришлось повеселиться таким образом только случайно, благодаря моим тридцати копейкам (хотя этот же самый малый и трудится всю свою жизнь).