Читать «Очерки и рассказы (1866-1880 гг.)» онлайн - страница 18
Глеб Иванович Успенский
Пришел Иван Дмитрич, следом за ним шел проситель. Иван Дмитрич походил по виду на трактирного лакея или уездного цирюльника, который "пущает" кровь. Войдя в комнату, он повесил картуз на гвоздь, сел за письменный стол, зашумел какими-то бумагами и обратился к мужику.
— Что вам угодно?
— Жалоба.
— Кладите деньги об это место. Это будет стоить три рубли серебром. Об это место кладите.
— Помене бы…
— Здесь не такое место…
Мужик подумал, поставил шапку на пол и вынул деньги.
— Об это место. По уставу. В чем дело?..
— Обида, ваше высокоблагородие… Понадеялся на человека, а пользы не вижу…
— Вы думали, что он вам ответит добром, но вам сделал зло? В нонешнее время завсегда так, я это знаю… Положили деньги? Так, так. Я это тонко знаю.
— Истинно так говоришь!.. Верно, что не ждал этого… Рассуди это дело.
— Будьте покойны, — придавая голосу искреннейший тон, говорил Иван Дмитрич. — Всякий человек по нонешнему времени делает пользу для себя, но не для других!
"Но не для других!" Иван Дмитриевич произнес это с полнейшим отвращением к-человечеству и ударил себя в грудь.
— Так, так, — твердил мужик: — дай тебе бог за твою доброту.
— Потому что я знаю, — продолжая держать кулак на груди, говорил Иван Дмитрич: — я знаю, каково жить с честью; но во сто раз счастливее тот, кто ее не имеет.
— Так, так… дай тебе бог…
— Жена, позови писаря… А честного — защитить некому!
Мужик очевидно был растроган сочувственными словами ходатая, и видно было, что брать с него можно сколько угодно.
Антон Иванов только крякнул. Пришел писарь, старый подьячий со слезой в глазу; не глядя ни на кого, подвернул под локоть лист бумаги, припал к нему ухом и загудел пером, как локомотив, пускающийся в путь со свистом. Мужик рассказывал ему, в чем дело, а в комнату входил уже другой посетитель, пожилой чиновник во хмелю и в большом огорчении. Последовал вопрос: что вам угодно?
— Да с места гонят!.. Штучка самая пустая… Ха-ха-ха, — заговорил проситель, стараясь быть развязным. — Двадцать лет служил честно, ну, и того… пожалуй, что этак без хлеба… хе-хе-хе… пустое дело!
— Вы надеялись получить благодарность, а вместо того… — начал ходатай, впадая в искренний тон: — в наш век, кто имеет честь… да не желаете ли пива? Жена!
Проситель не отказался. Ходатай наливал ему пиво и говорил:
— Норовят всё для себя, но для других — извините! — мое почтение, да-с.
— Я двадцать лет терпел, — заговорил проситель. — Двадцать лет — и что же? Из-за чего же?.. Помилуйте!.. Не более, как кружка баварского пива, и — нищий — господи боже мой!.. Что же это такое?.. Знаешь портерную, новую, из Петербурга?.. Ну, вот!.. Я ведь сам петербургский… Я до шестнадцати лет жил там… И кой-что видел… Помню — булочная была; не знаю, есть ли теперь?.. мы туда часто хаживали, была там… ну, да что!.. И на Крестовском и в Екатерингофе (проситель в унынии тряхнул головой и рукой)… Но, что называется, дышал, жил… как бы то ни было, а хорошо! Жил! Потом сюда, женился, дети… Знаешь жену?..
— Б-лагор-родная дама, — затянул было ходатай, кося глаза.