Читать «Растеряевские типы и сцены» онлайн - страница 28

Глеб Иванович Успенский

— Погоди, — перебила чиновница, — я пойду, мужа разбужу, пусть он послушает… он это любит!

— Разбуди!

Чиновница пошла. Проходя темную девичью, она услыхала, что кто-то в углу пискнул; ей показалось, что это Аксинья, горничная, и она сочла нужным сделать ей замечание.

— Аксинья! — сказала чиновница с укором: — что ты, маленькая, что ли, вое хи-хи-хи?

— Да что же он трогается! — отвечала Аксинья из темного угла, и вслед за тем в дверь, идущую в сени, с шумом вылетел невидимый в темноте кучер.

— Маленькие! разыгрались!

— Нашли место, — добавляла Гавриловна.

Чиновница принимала всевозможные меры для того, чтобы поднять мужа на ноги; но все усилия были напрасны. Муж говорил как-то несвязно и то по одному слову, так что изумленная и разобиженная жена, наконец, озлобленно спросила:

— Боишься ли ты бога-то?

— Не боюсь! — отчетливо проговорил впросонках чиновник.

Жена была так удивлена таким ответом, что несколько времени молча стояла над телом мужа, думая, что тот; опомнится и ужаснется своих слов. Но тот был безмолвен и недвижим. Чиновница только могла произнести:

— Ска-ажите на милость!.. а? Какие словечки выучился говорить?.. Прекрасно!..

Пораженная ответом мужа, медленно пошла она к дверям и продолжала:

— Вот, дождались!.. Так-то ли явственно выговаривает, не постыдится, как язык-то поворачивается? тьфу!

— Ну что? — спросила Гавриловна, когда чиновница явилась в детской.

— Как камень!.. Я ему то-се, а он мне такое словечко сказал…

Чиновница развела руками.

— Мужчина! уж это обыкновенно! — произнесла нянька. — Мой тоже покойник: иной раз такое прочтет… молчишь!

— Встал, что ль? — спросила Гавриловна.

— Как же! На том свете проснется разве… Рассказывай!..

Все снова начали готовиться слушать. В это время сенная дверь хлопнула опять.

— Аксинья! ты? — спросила чиновница.

Никто не отвечал.

— И эта туда же улетела!

— Поиграть захотелось, — сказала нянька с улыбкой.

— Ну, я знаю, я ей наиграю спину-то… Рассказывай, Гавриловна.

— Да вы слушать-то устали?..

— Рассказывай, бог с тобой… Что ты?

— Ну, так и быть. Вот, думаю себе, пойду я теперича на Москву, а оттуда в Соловецкий монастырь. Иду. Все, слава богу, благополучно; но только под самой под Москвой иду я пролеском; пролесок этакой неезжанный и мостик ветхенький, через овражек-то. Заблудилась я, что ль, только народу по этому тракту совсем не видать… Ну, иду. Взошла на мост, как откуда ни возьмись — солдат… Оборванный, худой, глазища страшные, желтый лицом! "Есть сухари?" Перепужалась я — говорю: "Есть!.." — "Давай!" Начала я развязывать узелок. "Давай!" кричит. "Дай развязать-то?" — "Давай!", да и полно! И вижу я, что совсем он обголодал. Не вытерпел он, начал с меня сам узлы рвать, отыскал узелок с сухарями — ест! И тряпки рвет зубами, и сухари жует на обе щеки — зверь-зверем! Вижу, схватил все имущество мое и прочь бежит. "Пачпорт-то! кричу, пачпорт-то… Все возьми!.." — "Только пикни!" — "Голубчик! Служивый, на что он тебе? Бабий-то вид?" — "Удавлю!" кричит… сам не зная что!