Читать «Ноль-Ноль» онлайн - страница 141
Алексей Евдокимов
Саша нахмурился, помотал головой:
— Н-не знаю…
Наткнувшись в собственной прихожей на мятый номер «Глянцевателя» (благополучно позабытый), Антон подхватил его и, рухнув с размаху на диван, стал листать в поисках знакомых подписей под текстами или в списке сотрудников редакции. Затем он журнал в свое время и взял: чем черт не шутит, вдруг кого-нибудь найду, кто про Маса знает. Какие-то же кореша в данном могучем издании у него, видимо, есть…
Вместо этого он увидел самого Ивара.
В гидрокостюме и черных очках тот стоял, ухмыляясь, в компании из пяти человек, явных дайверов, на палубе какого-то катера. Фотка прилагалась к большому, обильно иллюстрированному репортажу о подводном плавании на Красном море. Антон поковырял глазами жидкий бездарный текст со смутным рекламным душком. «…В Эйлате мы встретили большую интернациональную компанию ныряльщиков, среди которых оказался один русскоязычный — гражданин мира с паспортом Латвии и именем Иван…»
Видать, этой встречей (еще, очевидно, ноябрьской) происхождение коста-бравской авторучки и объяснялось. Прежде чем разочарованно кинуть журнал на противоположный конец дивана, Антон повторно всмотрелся в снимок.
Безглазый, в черной неопреновой шкуре, Мас выглядел героем комикса. Оскал без выражения, правильные черты без особых примет — Антон даже удивился, как опознал его. Он не воспринимался реальным человеком, как не воспринимается таковым модель на рекламном плакате, в принципе ведь не отличающемся от карточки из семейного альбома (Антон вспомнил, что некогда Мас и сам мельком отметился на этом, модельном, поприще)… Дело тут, видимо, в тираже — размноженный в тысячах копий, ты перестаешь быть собой, пропадаешь, становишься по-своему неуязвим. Вот и в количестве Масовых поверхностных знакомств, в его охоте к перемене мест, в легкости, с которой он налаживал лишенные обязательств контакты с людьми, в нем не нуждающимися (но попробуй, знакомый старый, отлови его, когда он нужен!), заключалась гарантия Масовой недоступности, в том числе для анализа и трактовки — он словно всю жизнь проводил в прочном, гладком и непроницаемом неопрене.
«Фак ю», — с выражением сказал Антон фотографии и отшвырнул фыркнувший, распахнувшийся в полете журнал. Ему почему-то пришло в голову, что ни хрена он до Масарина не доберется. Никогда. В основном из чувства протеста Антон стал (не поднимаясь, впрочем, с дивана) прикидывать методы его поиска. По ассоциации он подумал сначала про Витьку Аверьянова, потом про Егора, у которого, оказывается, Витька тогда тоже зависал. Антон об этом раньше не знал — что неудивительно, учитывая Егорову некоммуникабельность.
Прославившийся еще чуть ли не в детстве абсолютной памятью и будучи, как многие уникумы, человеком одновременно нетерпимым и невыносимым, Егор Боревич сделал практически для всех общение с собой, во-первых, трудноосуществимым (одна эта система с эсэмэсками в пустоту чего стоила), во-вторых, непривлекательным: просто в силу угрюмой Егоровой нелюбезности.
Грубость его, кстати, объяснялась не хамством (при всей несносности жлобом Егора не назвал бы никто), а нежеланием скрывать ни свое настроение, ни мнение о собеседнике (независимо от личности последнего и ситуации). А поскольку был Боревич ипохондрик и мизантроп, откровенность его импонировала мало кому. Причем на начальников и баб это тотальное неприятие лицемерия (в чем-то почти героическое) распространялось вполне, лишая Егора шансов на успехи в корпоративной и личной жизни. Что, в свою очередь, не добавляло его характеру солнечной легкости.