Читать «Новосёлы» онлайн - страница 34

Павел Андреевич Мисько

— И я пойду в школу! И я хочу в школу! — снова задёргался, запрыгал на руке, запищал во всё горло Шурик.

Левон Иванович сиял куклу. Чудо кончилось!

— Ух ты! — выдохнул Жора. — Неживой, а как живой.

— А… а как он пищит — неживой? — сглотнул слюну Вася.

— Хэ, в нём такая пищалка в животе спрятана! — сказал я.

Серёжа соскочил с дивана, схватил куклу-мальчишку и заглянул под рубаху, даже рукой пощупал. И глаза выпучил:

— Пустой живот!

— Хоцу Сурика… — заныл Генка. Но на него все зашикали, и он смолк.

— Не ищите напрасно, — улыбнулся дядя Левон. — За куклу артист говорит. Так говорят за кукол только тогда, когда артист весь на виду. Когда-нибудь я научу вас так говорить, чтоб никто не догадался, что это вы. Но это ещё не скоро, на самом последнем этапе. А у нас с вами пока и так хватит работы. В следующий раз нарисуем кукол, потом начнём лепить их по рисункам. Приносите побольше пластилина… Будем делать таких, как Шурик, — перчаточных. А вообще кукол разных на свете много. Некоторыми управляют сверху за ниточки. Марионетки называются… Гурвинека видели по телевизору?

— Видели! Как живой всё делает!

— Он смешной очень!

— И Гурвинек, и его папа Спейбл, и все куклы в этом чешском театре — марионетки, — сказал Левон Иванович. — А бывают ещё куклы тростевые, механизированные, мимирующие. «Необыкновенный концерт» видели по телевизору? Это в театре дяди Образцова. А думаете, легко заставить отплясывать куклу-цыгана? Человек пять управляют ею.

Наконец Левон Иванович взял ту куклу, что без рук, без ног — одна сморщенная голова. Набросил ей на голову платочек, завязал. Старушка получилась!

— Мимирующие куклы больше в одиночку любят выступать, например, на концертах, — сказал дядя Левон.

— Правда, шоколик, правда!.. — запищала, зашамкала беззубым ртом бабуся и давай кривляться, как обезьяна перед зеркалом: и бровями шевелить, и подмигивать, и лицо вытягивать, как будто чему-то удивляется, и морщиться презрительно. — Не жалей, жолотой мой, дай орешек попробовать… — просила бабуся. — Жабыла, какие они на шкус…

Дядя Левон вложил ей в рот орех. И началась комедия!

— Не шмейтеша, шупоштаты, и у ваш жубов нету… — кивнула бабка головой на Васю и Серёжу и как куснёт орех! А крючковатый нос как долбанёт в подбородок! Перекинула орех за одну щеку, за другую… Раскусить пытается. Подбородок прыгает вверх-вниз, в стороны — чуть не до ушей. Стонет бедная старушка, наконец: — Чфу! — Орех летит из бабкиного рта, как пуля из ружья. — Не шкусный…

Вася хохотал и дрыгал ногами. Жора запрокидывал голову и давился смехом, кашлял. Павлуша, такой тихоня, подпрыгивал на месте, кидался из стороны в сторону. Серёжа поддавал мне локтем в бок, бил себя по коленкам. А я не мог уже и смеяться, сипел, будто из меня вся сила вылетела вместе со смехом.

Левон Иванович дал нам успокоиться и сказал:

— На сегодня всё, «артековцы». Салют! — и поднял вверх обе руки. — Когда соберёмся снова, скажу. И не забывайте о пластилине!

Мы подняли руки вверх, как будто сдаёмся в плен, — в плен Левону Ивановичу, в плен куклам: «Салют! Салют!»