Читать «Незадолго до наступления ночи» онлайн

Жан Жубер

Незадолго до наступления ночи

I

В тот год дожди зарядили надолго и лили как из ведра, словно разверзлись хляби небесные. Дожди начались в день осеннего равноденствия в сентябре, налетели словно яростный шквал, забарабанили по крышам и стеклам, затем вроде бы немного стихли, но все равно лили и лили, монотонно, нескончаемо, весь октябрь и ноябрь, постепенно превращая леса и поля в непролазную топь. Редко-редко выпадал солнечный день, как бы для того, чтобы все же вернуть людям и природе хоть какую-то призрачную надежду, но и такое кратковременное улучшение погоды походило на недолгий перерыв во время жестоких пыток, когда человеку вдруг дают на мгновение перевести дух, прежде чем вновь засунуть его голову в чан с водой и почти заставить его захлебнуться. Речка несла свои желтые от песка и ила воды по равнине, она набухла, разлилась и стала бурной, по ней загуляли волны, образовались водовороты, словно она была не маленькой тихой речушкой, а большой рекой, и она расшалилась до такой степени, что не раз угрожала затопить стоявшие близко к воде дома. Дни были похожи один на другой, вернее, их даже нельзя было назвать днями, казалось, что над землей повисли какие-то вечные сумерки. Серые низкие облака скользили по склонам холмов, и создавалось впечатление, что они хотят притиснуть холмы к земле, хотят их раздавить, расплющить. Иногда в небе, словно исчерченном наискось струями дождя, мелькали какие-то тени: это с жалобными криками медленно скользили к югу стаи перелетных птиц, словно пытавшихся взмахами своих крыльев разорвать тучи и помешать буйству внезапных порывов ветра.

Уже был конец ноября; обычно эти последние осенние дни приносят с собой небольшой морозец, при котором небо словно озаряется ярким светом, но в тот год дожди все лили и лили. «Ужасные, чудовищные дожди!» — говорил сам себе Александр Брош, когда по утрам он раздвигал занавески и вновь и вновь созерцал за окном при туманном свете то ли дня, то ли сумерек один и тот же пейзаж: все те же промокшие насквозь, полузатопленные деревья, дорожки, дома. Сказать по правде, он и сам теперь замечал, что он, когда-то бывший, как говорится, ранней пташкой, просыпался и вставал все позже и позже, причем испытывая всякий раз новое, прежде неведомое чувство какой-то то ли горечи, то ли неудовлетворенности, то ли даже отвращения к окружающему миру и к самому себе. В восемь часов утра было еще совсем темно, почти как ночью. Он отправлялся на кухню, включал свет, зажигал огонь, заваривал чай и пил его медленно, маленькими глотками, сидя за кухонным столом. В голове у него царила путаница от того, что он еще не совсем проснулся и какой-то легкий туман обволакивал его мозг; вот почему у него порой вдруг возникал вопрос относительно его собственного возраста. «Сколько же мне лет? Пятьдесят? Шестьдесят? Семьдесят? Да, конечно, семьдесят! Господи, возможно ли это?» Цифра «семьдесят» словно удавка хватала его за горло и начинала душить, и чувство горечи и отвращения становилось еще острее. Боль, которую он ощущал в ногах и руках как раз в те минуты, когда надо было встать с постели, эта боль заставляла его опираться на руки, а затем с трудом переворачиваться с боку на бок; от боли и от прилагаемых усилий черты лица его искажались, складываясь в некую неприятную гримасу. Увы, боль не отпускала его до тех пор, пока он не вставал на ноги, но зато когда он начинал двигаться, боль очень быстро стихала, дыхание выравнивалось.