Читать «Внучка бабы Яги» онлайн - страница 5

— Будь здорова, красавица, — отмер молодец.

— Благодарствуйте, — пискнула я, оставаясь в своем укрытии.

— Надо чего? — вежливо вступила бабуля.

— Ты, это, девку-то не гноби…

Судя по звуку, Еремей разговаривал, не покидая стратегического дверного косяка.

— Дверь закрой, дует. Чай не девочка уже под сквозняком сидеть.

Скрипнула лавка — бабуля устраивалась за столом. Хлопнула дверь, заговорили половицы под тяжелыми шагами… Опять лавка. Значит, оба сели, сейчас разговор и начнется. Я навострила ушки.

— Ты, ведьма, не дури. Внучка у тебя справная. А с лица воду-то не пить…

Зря он так на бабулю. Нарвется — потом костей не соберет. Ну вот, бабкин голос задрожал от ярости:

— Не в коня корм, добрый молодец.

— И чем же я тебе не подхожу? Сам справный, мошна полна. По разным заморским странам-государствам поездил, повидал всякого. Да и внучку твою не обижу. Будет при мне, мир посмотрит…

— Лутоня! Подь на двор, овса скотине задай.

Я выглянула из-за печи:

— Так нетути у нас живности…

Бабушка так свирепо цыкнула зубом, что я решила поумничать где-нибудь в другом месте и опрометью выбежала из горницы, придерживая подол сарафана руками и отбивая дробь босыми пятками.

На дворе было скучно. Послонявшись под запертым окошком и убедившись, что снаружи ничего не слышно, я подошла к кадке с дождевой водой. Зеркал у нас с бабулей в заводе не было, так что с детства я привыкла любоваться на свое отражение, подернутое водной рябью. Любоваться — это не то слово. Сколько себя помню, раз, а то и два в седмицу бабушка протирала мою мордочку отваром ореховой шелухи, усиленным какими-то заговорами. Поэтому мое рябое, в коричневых безобразных потеках лицо ничего, кроме жалости и отвращения, в людях не вызывало. Когда я только в тело вошла — лет эдак в тринадцать, я все пыталась уговорить родственницу сжалиться надо мной, но бабуля была непреклонна.

— Девонька моя, светик мой ясный, нельзя нам перед людьми-то открываться. Увидят местные красоту твою ненаглядную, судачить начнут. А слухи знаешь как быстро расходятся?

— А-а-а! — рыдала я, размазывая по мордахе соленые слезы. — А чего меня все замарашкой кличут! И парни смеются!

— Да пусть смеются, здоровее будут. Не пара ты им, олухам деревенским.

Именно в такие моменты на свет появлялась старинная подвеска в виде бабочки, охватившей крыльями гладкий янтариновый шарик. В воздухе разливался тяжелый мускусный дух. Я сжимала амулет в ладошках, чувствовала, как его спокойное тепло изливается в меня через истончившуюся кожу рук, и уговаривала себя потерпеть чуточку. Ждать-то всего ничего. Я так привыкла думать, что как только мне стукнет восемнадцать, жизнь чудесным образом переменится, что на окружающую действительность обращала очень мало внимания. Косые взгляды, обидные слова доходили до меня, будто через толщу воды, теряя по дороге большую часть своей силы. Из сельчан более-менее сдружилась я только со Стешенькой. Ее тоже в деревне не жаловали. Знамо дело, мельник-то заодно с демонами. Кто ж еще поможет жернова прокручивать? А кто стучит по ночам в опустевшей мельнице, когда весь честной люд видит десятый сон? Демоны, не иначе! Да только дядька Степан, отец Стеши, был, как говорится, ни сном ни духом. Никаких темных обрядов не проводил, жертвенных животных над водой не закалывал. Он просто хорошо делал свою работу. Отчуждение окружающих относил на счет своего нелюдимого нрава. Жена мельника умерла родами, поэтому всю свою любовь он направил на дочь, только что пылинки с нее не сдувал. Стеша вертела папанькой, как хотела, регулярно получая дорогие обновки и мелкую денежку на немудреные девичьи развлечения. Жадной или высокомерной она не была. Именно подруга оплачивала наши с ней походы на ярмарки, просмотры скоморошьих представлений и (о, ужас!) шкалик-другой пряной медовухи под настроение. У меня-то денег отродясь не было. А если бы бабуля узнала о наших похождениях, то не бывать бы, наверное, еще и половине волос и возможности сидеть, как все нормальные люди. Воспитывалась я в строгости и, что такое вымоченные в рассоле розги, знала не понаслышке.