Читать «Язык в революционное время» онлайн - страница 99

3. Реализованная сионистская идея сформировала новые социальные ячейки из преданных идеалистов, для которых высшей ценностью была личная самореализация. А Эрец Исраэль / Палестина обеспечила социальную пустыню, покинутую людьми две тысячи лет назад, в которой можно — и даже необходимо — было построить новое общество, говорящее на новом языке.

* * *

Ивритские писатели Бренер, Бялик, Бердичевский, А. Д. Гордон, Агнон, Шломо Цемах и многие другие изучали в юности Талмуд в иешивах или дома, а потом читали литературу Хаскалы на иврите, «модернистскую», художественную или «научную». Действительно, было непросто начать говорить на новом языке, на котором не говорили раньше в обществе и у которого не было установленных моделей для подражания; как будто ты строишь корабль прямо под ногами и одновременно плывешь на нем. Тем не менее можно было сделать усилие и прибегнуть к словарю, пассивно хранящемуся в сознании, и применить его на практике. Для Йосефа-Хаима Бренера и А. Д. Гордона (ставших примерными прототипами таких персонажей романа Бренера «Со всех сторон», 1910, как Овед Эцот [ «Растерянный»] и Арье Лапидот) естественно было говорить на «святом языке» (видимо, в ашкеназском произношении), даже если никто вокруг не говорил на нем, хотя они никогда не обучались по методу Берлица «иврит на иврите». Американский идишский поэт Иехоаш, который перевел на идиш Библию, эмигрировал в 1913 г. в Эрец Исраэль, прожив перед этим почти тридцать лет в Денвере (Колорадо) и Нью-Йорке; уже на корабле он говорил на иврите. Но это были не дети крестьян из сельскохозяйственных поселений Первой алии, узнавшие первые ивритские слова от учителя.

Каждый из этих трех факторов обладает сложной совокупностью характерных черт и требует отдельного анализа.

24. Жизнь «мертвого» иврита

Во время ренессанса ивритской литературы провозглашалось, что иврит — «мертвый» язык, а книги на нем — «мертвые книги» (Файерберг). Это, безусловно, «мертвая», но мощная метафора. Возрождение языка сначала рассматривалось как задача превращения иврита в разговорный язык. В нем легко чувствуется соперничество с идишем, родным языком всех поборников разговорного иврита, а также общая популистская атмосфера, внушавшая сознание того, что разговорная речь обыкновенных людей — необходимая база для любой высокой культуры.

До наших дней ведутся споры, был ли иврит «живым» или «мертвым» и насколько разговорная речь повлияла на его возрождение. Однако этот вопрос нельзя корректно обсуждать с позиции или-или. То, что мы называем языком, — это довольно сложная совокупность социальных, ментальных и лингвистических аспектов, каждый из которых в любой данный момент времени может быть активен или пассивен; при этом «активность» тоже может быть различной: просто употребление или расширение и инновации. В Соединенных Штатах говорят «по-английски», но «жив» ли английский язык Шекспира? И до какой степени «живым» может считаться язык науки? Не кроется ли ответ в том факте, что в любом языке есть пласты «неживые» в том смысле, что они не используются в повседневной речи или даже в обыденном письме? И не влияют ли на устную речь различные письменные жанры, так же как и наоборот? Следует отбросить туманную биологическую метафору — и здесь она используется только как удобное обозначение.