Читать «Приключения юнкора Игрека» онлайн - страница 102
Павел Шуф
Все притихли, и Сиропов, подвинув к себе гору листков, которые передал ему с самым равнодушным видом скорострельный Рудик, вдохновенно прочел:
Пилят на горе ольху,
Сыплются опилки.
Вот пусть овчарка сама и сдаст
Обнаруженные бутылки!
Без яичницы к обеду,
Как снежинка, упаду.
Принесу-ка я-ка в школу
Из дому сковороду.
Подружка моя.
Скоро будет лето,
А в кабинете зоологии пылесос
Чуть не слопал двух скелетов.
Я мысленно аплодировал Рудику. Он был просто феноменален. В шестидесяти трех четверостишиях он, можно сказать, в мгновение ока и прочно увязал все мыслимые стихии — грозы, ливни, цунами, Бермудский треугольник и Марианскую впадину, а также фауну и флору планеты, включая вымершие рептилии, — с заданиями на дом, пребыванием у доски и вызовами родителей в школу. Самое забавное, что все это было действительно смешно. Дочитав последнюю частушку, Сиропов устало сказал:
— Вот и все! До новых встреч! А нас с Рудольфом сегодня ждут любители поэзии еще в двух школах. Так что мы поспешим…
Гости поднялись со стульев, зашумел и зал. Но тут вдруг, перекрывая общий шум, раздался громкий голос:
— Минуточку!..
С заднего ряда поднялся тишайший наш Николай Алексеевич. Вот бы не подумал, что он может говорить так громко.
В чем дело, товарищ? — спросила Крякина. — Если вы по вопросу автографа, то Рудинька готов. Приятно, что такой пожилой человек тоже увлекается поэзией.
Вот именно! По вопросу автографа! — подтвердил Николай Алексеевич и стал быстро пробиваться к сцене. Взяв микрофон, он, заметно волнуясь, сказал:
Там, на афише, обещаны ответы на вопросы… Вот я и хочу задать вопрос. Только не поэту Крякину, а самому залу. Так сказать, пользуясь случаем… Дело в том, что в последний день занятий кто-то… кто-то оставил автограф у меня в кабинете. У меня в коробочке… В подсобке… лежали медали. Фронтовые медали. Они пропали. Все одиннадцать… Я не знаю, кто это сделал да и не стремлюсь знать. Я прошу вернуть их на место, если кто из вас пошутил. Кабинет я оставлю открытым на все каникулы. — И каким-то изменившимся, погрубевшим голосом он добавил:
— Очень прошу…
Николай Алексеевич положил микрофон на стол и стремительно вышел из зала. Мы сидели оглушенные услышанным. У Николая Алексеевича пропали медали? Значит, он фронтовик, герой?! А мы, дураки, улыбались его яичнице…
А как ушли гости, я и не заметил.
«ГОТОВЬТЕ ЦУНАМИ!»
Больше всех, как мне показалось, был обескуражен услышанным Борька Самохвалов. Как же! Он, Главный Тимур, даже и не подозревал, что наш Николай Алексеевич — герой. А как узнаешь, если человек ходит в скромном пиджаке, а медали свои, оказывается, стесняется надевать. И вот еще новость — пропали… Кто же это мог сделать? А ведь точно — кто-то похозяйничал в тот день в кабинете физики. Ведь и наша с Борькой парта почему-то оказалась в коридоре. Понятно теперь, почему Николай Алексеевич в тот день был таким хмурым.
