Читать «Большая операция» онлайн - страница 91

Проблемы разложения как таковой вообще не существовало. Взрывной характер распространения флоры продолжался до тех пор, пока не исчерпывались все ресурсы, после чего растения умирали. После этого останки превращались в отличный формовочный материал, который становился идеальным местом для создания самообеспечивающейся базы, если бы в последующие годы здесь понадобились бы медики-наблюдатели. В случае попадания останков в море они просто разрушались, опускались на дно и становились пищей для колесников.

Конечно, некоторые районы нельзя было лечить хирургическими методами по той же причине, по которой шекспировский Шейлок хотел получить фунт человеческого мяса в виде сердца – районы являлись жизненно важными органами. Это были относительно небольшие участки, расположенные далеко от краев „ковра“; их состояние напоминало острый рак кожи, но ограниченная хирургия и неимоверные дозы лекарств уже начинали давать положительные результаты.

– Но я по-прежнему не понимаю, почему он так враждебно к нам относится, – нервно сказала Мэрчисон, когда корабль сильно занесло и он значительно потерял высоту. – В конце концов, они не настолько нас хорошо знают, чтобы ненавидеть до такой степени.

Корабль пролетал над омертвевшим районом, где глазные растения были бледными и безжизненными и не реагировали на их тень. Конвей в который раз задумался, способна ли огромная формация испытывать боль или она просто теряла чувствительность, когда часть её отмирала. Для всех жизненных форм, которые до сих пор попадались Конвею – а в Госпитале он порою встречался с самыми загадочными существами – выживание вызывало положительные эмоции, в то время как смерть сопровождалась болью – именно так эволюция не позволяла расе просто лечь и вымереть, если наступали трудные времена.

Поэтому, когда колесники взорвали свои ядерные устройства, огромная формация почти наверняка испытала боль, острейшую боль на сотнях квадратных миль своего тела. Боль более чем достаточную, чтобы безумно возненавидеть.

При мысли об этой огромной непередаваемой боли Конвей внутренне сжался. Некоторые вещи становились теперь вполне объяснимыми.

– Ты права, – согласился он. – Они почти ничего о нас не знают, но ненавидят наши тени. В частности, данный экземпляр ненавидит потому, что незадолго до того, как его тело было иссушено и облучено, по нему пробежали тени атомных бомбардировщиков, которые мало отличаются от теней наших летательных аппаратов.

– Приземлимся минуты через четыре, – неожиданно сообщил Харрисон. – Боюсь, что это будет на побережье – в нашей лохани слишком много дыр, чтобы она осталась на плаву. Мы в поле зрения „Декарта“, и они высылают вертолет.

Глядя на лицо пилота, Конвей едва сдержал улыбку. Оно напоминало маску недогримировавшегося клоуна. От отчаянного напряжения брови лейтенанта нелепо изогнулись, а нижняя губа, которую он без устали жевал с момента старта, превратилась в пунцовую дугу и придавала лицу ухмыляющееся выражение.