Читать «Вольер» онлайн - страница 61

– Дражайший сосед, все мы ждем! – напомнил Игнатий Христофорович после некоторой недолгой паузы. Карл и впрямь был ему соседом, его чудно спланированный на корабельный манер особняк «Секрет» – воображаемая копия древней романтической посудины капитана Грея, – находился неподалеку в северном направлении.

Карлуша для начала откашлялся, может, и от смущения – не каждый день ты вламываешься в чужой дом посредством экстренной связи. Потом запустил гуттаперчевые, будто из одних суставов, пальцы глубоко в апельсиновые свои, буйные кудри, как если бы нарочно намеревался рвать на себе виновато волосы. Но и одумался скоро, принял нормальный, подобающий вид, словно бы решил – ни к чему волновать излишне людей по ту сторону экрана, все равно они еще ничего не знают и вряд ли пока поймут. Значит, нужно объясниться прежде. Что и было, наконец, проделано:

– Минуту назад, ну может, уже чуть больше, я был в контакте с Агностиком. После чего переменил свое намерение. По поводу вашего собрания. Как вы заметили, сделал это достаточно резко. Чтобы не тратить времени на личное прибытие, пришлось прибегнуть к такому вот невежливому способу, – он опять замолчал, явно сомневаясь, стоит ли продолжать.

– Бог мой, Карлуша, да скажи хоть что‑нибудь по существу! – Амалия Павловна всплеснула руками, можно было представить, что она и умоляла.

Или боялась, вдруг Карел совсем передумает общаться, – пришло на ум невольно Гортензию. И очень даже легко может случиться. Вообще позиция Карела по данному вопросу, то бишь относительно негласного собрания, раз навсегда высказана и определена, и ничто изменить ее отныне было не в силах. Это уж у него всегда так. Сказал, как отрезал. Если дилемма принципиальна и значима, то все, теши кол или туши свет, кажется, так говорится в русских поговорках. Что выбрал, то выбрал, и перевыборов не будет. В этом весь Карлуша. Драгоценное качество, но порой слишком неудобное для окружающих, не столь строго блюдущих верность абстрактным понятиям долга и чести. На сей раз позиция Карела была проста, как пресловутое Колумбово яйцо (кстати, лично Гортензий никогда не понимал, что, собственно, простого в сложносочиненной выдумке Колумба по поводу яйцеобразного обустройства поднебесных земель?). Суть ее в смысле позиции сводилась к следующему. Если благородному собранию соседей и прочих иных сочувствующих угодно обсуждать персону Паламида Оберштейна, то пусть оно, собрание, делает это не заглазно и украдкой, а заявит открыто и пригласит вышеозначенного Паламида к участию. При этом Карла Розена волновало мало, что как раз‑таки вышеозначенному Паламиду категорически НЕугодно при сем присутствовать. А вопрос решать надо. Потому что он напрямую касается Вольера, этой чумной язвы нынешнего да и прошлых веков. И потому, что связан с личной заинтересованностью в Вольере, а это некоторым образом могло привести к опасной дестабилизации, чего никак допустить невозможно. Хотя справедливости ради надо признать, сам Гортензий не считал ситуацию такой уж напряженно‑волнительной. Ну, сглупил человек раз‑другой, ведь живой же, а не вольфрамо‑уретановый! И вообще. Вольеру придается слишком много значения, а именно такое отношение превращает ординарную проблему, каких самих по себе немало в любом образе бытия, в нарочную и плохо контролируемую страшилку – ладно бы еще для младошкольников, но для вполне взрослых граждан Нового мира.