Читать «О любви и прочих бесах» онлайн - страница 68

Закончив чтение, Каэтано взял руку Марии Анхелы и положил себе на сердце. У нее под ладонью бились его муки.

— Так всегда, — сказал он.

И не дав ей времени испугаться, стал освобождаться от жгучего бремени, мешавшего жить. Он признался, что думает о ней каждую минуту, каждую секунду, и что бы он ни ел, ни пил — с ним всегда ее запах, она — сама жизнь, везде и всегда, как сам Господь Бог, имеющий на то право и власть. Высшим блаженством для него была бы возможность умереть вместе с ней. Он говорил и говорил, не глядя на нее, легко и жарко, словно читал стихи, пока ему не показалось, что Мария Анхела спит. Но она не спала. Глядя на него глазами загнанной лани, спросила робко, с тревогой:

— Как же теперь быть?

— Никак, — ответил он. — Я просто рад, что ты знаешь.

Больше сказать было нечего. Щурясь, чтобы не заплакать, Каэтано просунул руку ей под голову вместо подушки, а она прижалась к нему бочком. Так они и лежали, не смыкая глаз, не раскрывая рта, пока не запели петухи и ему не пришлось заторопиться к пятичасовой мессе. Перед уходом Мария Анхела подарила ему свое самое дорогое ожерелье — бога Оддуа: восемнадцать больших жемчужин и столько же маленьких кораллов.

Вместо терзаний пришло смятение чувств. Делауро совсем потерял покой, все валилось из рук, ничего вокруг он не видел и не слышал, пока не наступал вожделенный час бегства из лепрозория на свидание с Марией Анхелой. В камеру являлся, тяжело дыша, насквозь промокший от зарядивших дождей, а она ждала его с нетерпением и, дождавшись, веселела. Однажды ночью сама стала наизусть читать стихи, которые запомнила, много раз их слыша:

— Стою в изумлении, гляжу на себя, куда же зовешь ты и манишь меня?

И лукаво спросила:

— А дальше как?

— Конец мне, сдаюсь я на милость твою, хоть милостью жизнь ты погубишь мою.

Она так же тихо и напевно повторила стих, и они пролистали книгу сонетов до конца, перефразируя и переиначивая строки, по-хозяйски расправляясь с поэзией. А потом их сморил сон. В пять утра в камеру вошла тюремщица с завтраком, петухи уже вовсю горланили, и оба очнулись в ужасе. Сердце ушло в пятки. Тюремщица поставила еду на стол, небрежно взмахнула фонарем и вышла, не заметив Каэтано в кровати.

— Люцифер — хитрая бестия, — усмехнулся он, придя в себя. — Меня тоже сделал невидимым.

Мария Анхела призвала на помощь всю свою хитрость, чтобы уберечься от внезапных появлений тюремщицы. Поздно ночью, вдоволь позабавившись невинными играми и ласками, они чувствовали, что любят друг друга без памяти. Каэтано не то в шутку, не то всерьез отважился дернуть за шнурок лифчика Марии Анхелы. Она прикрыла грудь обеими руками, в глазах вспыхнул гнев, лицо залилось краской. Каэтано, будто прикасаясь к огню, осторожно сжал пальцами обе ее руки и развел их в стороны. Она попыталась сопротивляться, однако он нежно, но решительно ее усмирил.

— Повторяй за мной, — сказал он. — «И вот я в твоих руках…»

Она подчинилась. «Неведом мне смерти страх», — продолжал он. Она еле слышно повторяла, вздрагивая: «Ведь только со смертью узнаю я, глубоко ли шпага вонзилась в меня».