Читать «Иван Тигров (рассказы)» онлайн - страница 37

Николай Владимирович Богданов

Что же это за прелесть, когда пьёшь не пустой кипяток, а заваренный хоть чем-нибудь!

Но это всё в прошлом, это было ещё тогда, когда Алик сам сбегал и сам поднимался по лестнице. И даже тогда, когда его стала вносить мама. А потом она сказала: «У меня нет сил поднять тебя». И Алёша перестал выходить на улицу. Вот тогда пришлось сдать горн другому пионеру.

«Тра-та-та! Та-та!» Горнист всё ещё ходит, трубит. Пионерская побудка доносится в разбитые окна.

«Горнист жив, и я буду жить!»

Алёша готов встать и сесть за стол завтракать. Там на тарелке, накрытой чистой салфеткой, лежит ломтик хлеба, уже натёртый чесноком. Мама убирает оставшиеся дольки, смешная, не верит в его силу воли!

Чудачка, он же знает, где спрятан чеснок, и может достать в любую минуту. Но он стойкий, никогда не съест свою порцию хлеба просто так, не проглотит жадно кусками, а сделает всё, как велит мама. Нальёт горячего чаю из термоса, оставшегося в память от папы. Добавит туда одну чайную ложку, одну, вареньевой воды. Есть у них такая. Они налили воду в старую банку от варенья, которую забыли когда-то вымыть, и получился душистый, пахнущий клубникой настой. Вот если его влить в кипяток одну лишь чайную ложечку, это уже будет не просто кипяток, а чай с клубничным вареньем!

Всё это Алёша представил себе и опять чуть не улыбнулся, но вспомнил, что от улыбки у него трескаются и кровоточат губы, и сдержался.

Вставать было нужно, но так не хотелось, угревшись под одеялом и шубами, лежал бы и лежал весь день, но у него есть священная обязанность — заготовка дров. До прихода мамы он должен заправить печку. Это их праздник — затопить и смотреть, как играет пламя. Усевшись рядышком, подставлять огню руки, лица, мечтать о весеннем солнце.

С напряжением всех сил Алёша выбрался из-под шуб и одеял и стал завтракать. Медленно-медленно жевал тоненький ломтик хлеба, пахнувший копчёной колбасой, запивая чаем.

Потом стал трудиться. Это необходимо: без труда человек вянет, как трава без солнца, говорит мама.

Трудиться ему очень трудно. И, хотя топор не тяжёл, рубка дров даётся нелегко. Мама приносит обломки старинных стульев, кресел, кроватей из разбомблённых домов.

Горят они здорово, с треском, но крепки, как железные. Попотеешь, пока изрубишь.

Этой работы хватило бы до прихода мамы, но Алёша разделяет её на два приёма. Потому что ему нужно ещё позаниматься, выучить уроки. Ленинградские ребята решили не бросать ученья ни за что! «Пусть не думают фашисты, будто они заставят нас вырасти неучами в осаде. Не поддадимся!»

Кто не мог ходить в подвал, где были классы с партами, с чёрной доской, тому уроки задавали на дом. И учительница через день, через два обходила таких ослабевших ребят…

Что-то её давно нет. Но она придёт же когда-нибудь, и Алёше будет чем отчитаться. В последний приход она задала урок на неделю!

Разогрев подмёрзнувшие чернила, Алёша переписывает набело диктант, который он научился сам себе диктовать.

И вдруг его подбрасывает далёкий подземный толчок, почти незаметный. Но он-то знает, что это начинается обстрел. Это ударило тяжёлое орудие, установленное немцами где-то за Пулковскими высотами.