Читать «Коломна. Идеальная схема» онлайн - страница 67
Татьяна Алферова
Вадим, человек занятой, опутанный заботами о семье, работой, подступающей защитой диссертации, написанием методической книжки и весенней усталостью, легко согласился приехать и поговорить. Но говорить принялся о своей книжке, чуть не с порога. Николай явился в мастерскую ненамного раньше своего гостя, только чтобы успеть проветрить комнаты и разложить на столике бутерброды. Любы не было. Дневной свет и разобранные заново полы ни причем. Николай не ждал, что она появится, понял, все кончилось.
Вадим долго рассказывал, как занимается сравнительным анализом стихотворений разных авторов на одну и ту же тему. Определение звучало довольно занудно, но изложение оказалось увлекательным. После двух рюмок перцовки лоб у Вадима несколько разгладился, речь полилась плавно. По его теории выходило, что существуют некие идеальные тексты, идеи текстов. Николай блеснул эрудицией и уточнил:
— Как у Платона? Мир идей и прочее, наслышан.
Вадим не дал себя сбить, согласился, что старик что-то понимал в идее и пространно высказывался по данному вопросу, хотя во многом заблуждался. Идеальные тексты, в случае анализа — стихи, существуют в неведомом пространстве цельные и совершенные. И поэты силятся нащупать их и материализовать, написать то есть. Потому у разных поэтов случаются близкие стишки, например «Ласточка» у Державина, Фета и Мандельштама. Сходство не в названии, а в движении образа.
— А еще более яркий пример, — не успокаивался Вадим, — «Тройка» Некрасова, «На железной дороге» Блока и «An Mariechen» Ходасевича.
Он неутомимо сыпал сравнительными эпитетами, метафорами и прочими умными словами, но Николай уже не слушал. Собственная мысль, ерзающая головной болью, начала проявляться и просилась к озвучиванию.
— Я приготовил для тебя историю, — подступил Николай и, пока не перебили, ударился в скороговорку рассказа. Гибель общины бомжей, пожар от керосиновой лампы, нечестная драка во дворе, явление Юры, любовь Ольки и бородатого Профессора, распустившаяся в закопченной каморке, в обратном порядке живописались за столиком, нагруженным перцовкой и бутербродами, а не кистями и красками.
Вадим впечатлился. Выпил внеочередную рюмку, не морщась и не вспоминая, как завтра ему станет плохо. Забыл богатые слова сравнительного анализа и сказал лишь емкое: — Да уж.
— Это не все, — продолжал Николай. — Выслушай еще историю. Будем считать, я ее наполовину сочинил, потому как единственная свидетельница, вернее хранительница событий умерла месяц назад. Моя соседка сверху, столетняя старуха по имени Катя-маленькая. Представь себе, что произошло здесь полтораста лет тому.
И поведал о красильной мастерской, о Катерине, муже ее Сергее Дмитриевиче Колчине, друге семьи Пете Гущине, об убийстве провокатора Самсонова, следователе Копейкине, о том, как Любаша отравилась. С подробностями, как очевидец. Вадим лишь крякал, да закусывал квашеной капустой.
— Тебе бы книжки писать, — только и смог вымолвить.