Читать «Красная машина» онлайн - страница 4
Владислав Иванович Шурыгин
— Потом. Вот письмо допишу. — Я загораживаю ладонью строки о том, как в последнем полете удачно стрелял из турельного пулемета, и о всяких других военных подвигах…
— Письма — это ерунда, — убежденно заявляет Жигарев, — главное — личное общение. Понял?
А что, наверное, он прав? Что-то не очень Нину мои письма трогают. Потому и «взялся» я за подвиги.
Витька Жигарев — самый развеселый человек на свете. И к тому же парень мыслящий. В окружной газете он в военкорах ходит, а месяца два назад даже на сборы ездил. Он сам говорит, что, если бы не автодело, стал бы журналистом. А шофер он отменный. Экстра-класса. До армии таксистом работал. Нашу красную машину Витька содержит в образцовом порядке. Сержант знает об этом не хуже нас, потому и прощает иногда Жигареву его остроты. Есть, правда, и у нашей машины один недостаток — за последнее время что-то плохо включается высшая передача. И в такие минуты я слышу, как скрежещет железо, и Витькина шея становится багровой от натуги.
— А чтоб тебя разорвало и прихлопнуло! — всегда одинаково ругается Жигарев и все же включает передачу. Жигарев говорит, что машине нужна «капиталка», что свое она отбегала. Раз Жигарев говорит, значит, так и есть.
Во время полетов мы лежим возле машины на траке. Сержант обычно спит, положив крупную голову на вытянутую руку. Мы с Витькой по очереди дежурим — поглядываем на взлетную полосу.
— Слушай, Вить, а когда-нибудь здесь бывали пожары?
— Чудак! Конечно бывали. В прошлом году в совхозе рожь загорелась…
— Я не об этом. Самолет когда-нибудь горел?
Сержант приподнимает голову и сердито смотрит в мою
сторону. Разве я сказал что-нибудь не так?
— Нет. Такого не бывало, — отвечает Жигарев. — Пусть себе еще сто лет летают, а мы спать будем. Верно, товарищ сержант?
Этого Раздайбеда вроде бы и не слышит. Поворачивает голову, принюхивается.
— Пестов! Проверьте кран закрытия бромэтиловой установки, что-то травит вроде.
— Есть! — говорю я и встаю с травм.
ВПП — взлетно-посадочная полоса — метрах в двухстах от нас. По ней скользят самолеты, взмывают вверх, и шум стоит такой, точно небо надвое разрывают, как громадный кусок голубой материи.
«Мужество» — так называлась заметка в окружной военной газете. Заметка о нашем пожарном расчете, о том, как для нас настала та минута, для которой мы существуем. Об этом написал ефрейтор из соседнего расчета, и напечатали заметку сразу, через каких-то три дня после того, как все произошло.
Я вырезал четыре такие заметки. Одну послал домой, другую — приятелю танкисту, третью оставил себе на память, а что делать с четвертой — не знаю… Вот бы послать ее Нине. Это получше, чем десять моих писем. Но ведь тогда она узнает, что я целый год врал ей. Что же делать?
Вот и смотрю я на заметку. Почти наизусть ее выучил.
«Во время производства дневных полетов один из самолетов вынужден был прекратить разбег и, увязнув в пахоте, загорелся. Четко и самоотверженно действовал пожарный расчет, где командиром сержант Раздайбеда. Буквально считанные минуты потребовались воинам, чтобы домчаться до места аварии. Рядовые Пестов и Жигарев подсоединили шланги, ввели в действие пеноустановку и стали сбивать пламя, а сержант Раздайбеда, рискуя жизнью, помог летчику выбраться из кабины. Сержант получил ожоги, но оставался на своем боевом посту до тех пор, пока пожар не был ликвидирован.