Читать «Мастера и шедевры. Том 3» онлайн - страница 33

Но европейская образованность, энциклопедические знания никак не мешали ему оставаться истинным патриотом родного ему русского искусства.

Трудно забыть, с каким темпераментом и теплом он рассказывал студентам о своей учебе в мастерской Ильи Ефимовича.

Репина, о плеяде его изумительных учеников — Кустодиеве, Малявине, Сомове…

Грабарь был поистине одним из патриархов русской культуры, и великое счастье доставляло слушать его, общаться с ним. Невольно, глядя на его характернейшую фигуру, вспоминался блестящий портрет, писанный с него Малявиным. Шарж, нарисованный Валентином Серовым…

Но, пожалуй, что было самое изумительное в Игоре Грабаре, это его способность сплачивать художников, заражать их идеей поиска прекрасного, великолепное умение свободно обращаться с тем запасом знаний, который он хранил.

В судьбу каждого из нас в начале жизни вошли замечательные книги, созданные под редакцией Грабаря в издании Кнебеля.

Уже это одно увековечило память о нем.

Ведь в этих книгах впервые появились великолепные монографии о Валентине Серове, Михаиле Врубеле, Андрее Рябуш-кине, Михаиле Нестерове, Исааке Левитане — мастерах-новато-рах, утверждавших отечественную школу живописи.

Игорь Грабарь навсегда остается в памяти как необычайно светлый, озаренный высоким призванием человек и художник.

Но лучшей, живой памятью Грабарю была молодежь, которую он пестовал в институте.

Среди них одним из самых талантливых студентов-живопис-цев был Виктор Цыплаков. В его лучших полотнах заложена мечта Грабаря о возрождении московской школы.

Не забыть мне последнего посещения его студии. Виктор сказал: «Когдаже напишешь, друг, очерк…»

Три работы: «Утро» (институтская постановка в мастерской Григория Михайловича Шегаля), «Гурзуф» — шедевр русского пейзажа, портрет писателя Леонида Леонова — лишь малая часть того, что он создал.

Виктор Цыплаков был светлый, честный, беспредельно преданный искусству художник. Страшная болезнь оборвала жизнь. Это — Рок. Ведь он мог сделать неизмеримо больше.

Ему было все дано…

Автопортрет

ПЕТР КОНЧАЛОВСКИЙ

Тускло светят фиолетовые, синие фонари. Суровы темные громады домов. В сером вьюжном небе шарит одинокий прожектор. Пустынно. Москва. 1942 год.

Ночь глядит в заклеенные крест-накрест бумагой окна. В квартире тихо, все спят. Вдруг покой прорезает резкий звонок. В передней комендантский патруль в белых дубленых полушубках. Проверка документов. Ручной фонарик осветил огромную фигуру хозяина.

— «Петр Петрович Кончаловский. Год рождения 1876», — читает боец. — Пожалуйста, — возвращает он паспорт.

Патруль прошел в комнату к сыну, Михаилу, — все в порядке. Затем идут в столовую, и луч фонарика внезапно озаряет лежащего человека.

— А это у вас кто тут? — спрашивает красноармеец.

— Этот живет у нас без прописки, — отвечает Михаил.

Пучок света выхватил из мрака бледное молодое лицо с темными большими глазами, скользнул по золоту эполет, сверкнул по рукояти сабли, сжатой маленькой, но энергичной рукой, замерцал на газырях и погас, запутался в косматой черной бурке. В тьму комнатки будто ворвался голубой кавказский рассвет. В широко распахнутую дверь стала видна запряженная парой бричка, а вдали изумрудная долина, покрытая прохладной тенью. Светает. Мирные дымы встают над аулом. Вверху в грозном одиночестве ослепительно белый, снежный Казбек.