Читать «Жернова истории - часть 1» онлайн - страница 40

Да, действительно, как оратор он был вполне достоин тех отзывов, которые приходилось о нем читать. Высокий эмоциональный накал, чувствуется полная вера в то, что говорит. Речь не вычурная, хотя и несколько более усложненная, по сравнению, например, с Лениным. Было видно, что в его речи нет ни наигрыша, ни позерства. Но все-таки какой-то оттенок театральности чувствуется. Видимо, это просто часть его натуры.

Я уже не столь волновался, как при завязке нашей беседы, и смог оценивающе приглядеться не только к Троцкому, но и к его кабинету.

Старорежимная роскошь сохранилась в нем почти в неприкосновенности. Стены, отделанные мрамором, бронзовые светильники, люстра с хрустальными подвесками. Перед рабочим креслом Троцкого на столе стоял чернильный прибор и статуя витязя в шишаке…

Мне вдруг пришли на память стихи племянницы Троцкого Веры Инбер. Обычно я очень плохо запоминаю стихи, а эти я не учил даже, а лишь прочел как-то всего один раз. Но, тем не менее, удалось вспомнить небольшой кусок, как раз с описанием этого кабинета:

При свете ламп – в зеленом свете

Обычно на исходе дня

В шестиколонном кабинете

Вы принимаете меня.

Затянут стол сукном червонным,

И, точно пушки на скале,

Четыре грозных телефона

Блестят на письменном столе…

…И наклонившись над декретом,

И лоб рукою затеня,

Вы забываете об этом,

Как будто не было меня…

Тем временем Троцкий закончил свою речь и я, кажется, понял, откуда у меня возникло это ощущение привкуса театральности. Троцкий "закрылся". Он прекрасно понимал, что в его раздувающемся конфликте с большинством Политбюро речь идет не только о принципах и о судьбе революции, но и о борьбе за ленинское наследство, за распределение власти. Пока Ленин был признанным лидером партии, эта борьба не имела столь серьезного значения – все они были в лучшем случае вторыми, а Ленин к тому же позволял всем им чувствовать себя с ним на равной ноге – конфликтовать, спорить, и даже оставлять его в меньшинстве по ряду вопросов. Эти – не таковы. Они не смогут держать в узде массу амбициозных и небесталанных политиков революционной волны одним только своим авторитетом. Поэтому для этих первая роль означает одно – безраздельную власть. Иначе – не удержаться. И каждый из них это понимает, хотя и с разной степенью отчетливости.

Но вот этот аспект сложившейся ситуации Предреввоенсовета ни в коем случае не хочет демонстрировать публично. И с почти незнакомым ему служащим НКВТ обсуждать что-либо подобное он не намерен. И вряд ли мне сейчас удастся не то, что переубедить Троцкого, а хотя бы побудить его затронуть эту щекотливую тему. Жаль. Ну ладно, честно говоря, я ведь и не рассчитывал на немедленный успех. Придется предпринять еще одну (а может быть, и не одну?) попытку. Но для этого надо чем-то зацепить Троцкого. Поднимаюсь со своего полукресла:

— Хорошо, Лев Давидович. Вижу, что вы не расположены к серьезному разговору. Понимаю, что для такого разговора между нами пока нет достаточно доверительных отношений. Однако подумайте на досуге вот еще о чем, — и на него вываливаются заранее заготовленные козыри: