Читать «Странствие бездомных» онлайн - страница 5

Оторванность и разобщенность моих родителей со своими родными нельзя объяснить только разделявшим их расстоянием. Дело было серьезнее: сама жизнь революционеров — нелегальность, аресты, эмиграция, ссылки — нарушала естественные родственные, да и не только родственные, связи. Так называемые профессиональные революционеры, революционеры-подпольщики, вынужденно замыкались в своем товарищеском кругу. Род их деятельности лишал их широкого общения, сужал круг интересов. Это объясняет и многие личные качества. В том числе и такое печальное, как безродность или безродственность, бессемейность.

Дед Баранский и его семья

Мать моя, Любовь Баранская, родилась в Могилёве в 1871 году. Она была третьим ребенком, третьей дочерью из числа четырех. Бабка моя, Ольга Сергеевна, тогда еще Оленька Соколова, вышла замуж совсем молоденькой за учителя Могилёвской женской гимназии Николая Баранского. Молодой человек был приглашен давать Оле уроки. Ее занятия в пансионе прервались в связи с болезнью и смертью отца, а ей необходимо было сдать экзамены за курс гимназии и получить аттестат. Девушка хотела получить право на преподавание, чтобы зарабатывать уроками музыки (она недурно играла на фортепиано), а работать им со старшей сестрой Валентиной было необходимо.

Занятия с молодым учителем, преподававшим историю, географию и словесность, кончились любовью. Семейное предание гласит, что учитель был истинный златоуст и завораживал ученицу рассказами об исторических событиях и путешествиях. Однажды он, придя на урок, объяснился Оле в любви и предложил руку и сердце. Барышня смутилась и растерялась. Он ждал. «Так будет ответ?! — закричал он вдруг громовым голосом. — Да или нет?!!» — и так трахнул стулом об пол, что стул развалился. Оленька вскрикнула и кинулась к матери. Анастасия Ивановна, выслушав испуганную дочь, утешила: «Дурочка, это же он тебе в любви объяснился, предложение сделал».

Так началась нелегкая супружеская жизнь Ольги Сергеевны, моей бабки. Думаю, будь Оленькин отец жив, он не отважился бы отдать дочь в руки этому темпераментному оригиналу. Но, видно, тот очаровал ее: был хорош, мужествен, имел низкий красивый голос, блистал красноречием, возможно, унаследовал его от отца-священнослужителя.

Я уже говорила, что дед Баранский не ладил с начальством, вообще трудно ладил с людьми, был нетерпим и неуступчив. Не удержался он и в Могилёвской гимназии; пришлось переехать в Белгород, затем в Вологду. Сколько времени продержался там — не знаю. В семье он бывал наездами. Но похоже, что оседлая семейная жизнь его и не прельщала особо. Мама, которая помнит себя с четырехлетнего возраста, пишет, что приезды отца были для детей веселыми праздниками: он играл с ними, шалил, рассказывал забавные истории, привозил подарки. Среди даров была прекрасная кукла, привезенная для старшей дочери Кати. Кукла имела настоящие белокурые волосы, закрывала глаза, а главное — говорила «мама». Младшим сестричкам Катя куклу не давала, боялась за ее фарфоровую головку. Однажды, когда Кати и матери не было дома, младшие — Люба и Женя — завладели куклой, забрались в дальнюю комнату и разобрали ее по частям, чтобы выяснить, отчего и как это она может говорить. Бабушка, Анастасия Ивановна, не усмотрела — видно, была занята с маленькой Надей. Девчонки выдали себя громким рёвом над останками куклы, поняв, что она погублена. Их, конечно, наказали, а куклу починили в мастерской.