Читать «НА ПУТИ К СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСТВУ: Очерки экспериментальной эволюции» онлайн - страница 66

Но этот переход рискованный.

Действительно, как только Истина касается нового слоя, то первым делом она вызывает там ужасный беспорядок, как нам это видится. Первое воздействие ментальной истины, когда она коснулась приматов, должно было быть травмирующим и крайне пагубным для порядка обезьяньей деятельности; достаточно крестьянину в первый раз взять в руки книгу, чтобы с потрясением увидеть, как расстраивается его привычный сельский мир и рушатся обычные простые представления о вещах. Истина — это великий возмутитель и, действительно, если бы она не подгоняла, не давила бы на мир, камень навечно бы застыл в своем минеральном блаженстве, а человек удовлетворился бы своей экономикой — вот почему никакая супер–экономика, никакой триумф политической изобретательности, никакое совершенство уравниловки или перераспределения человеческих богатств, даже никакой пароксизм милосердия и филантропии не сможет удовлетворить сердце человека и остановить непреодолимое течение Истины. Истина могла бы остановиться только на тотальности Истины — на тотальности Радости и Гармонии в каждой частице и во всей вселенной — но она не остановится нигде, ибо Истина бесконечна, а ее чудеса неистощимы. У нас есть совершенно естественная антропоцентрическая склонность заявлять, что мы делаем большие усилия, чтобы найти свой свет и истину, найти то и это, но это самоуверенность: ведь семя лотоса неизбежно тянется к свету, вырываясь из грязи и распускаясь на солнце, несмотря на все свои усилия стать, к примеру, кувшинкой или супер–тюльпаном — и Солнце давит и давит, толчет, замешивает и заставляет бродить эту мятежную землю, бросает в один котел свои химические ингредиенты и разрывает стручки, пока все не вернется к своей окончательной красоте, несмотря на все наши усилия сделать, возможно, только светского и интеллигентного человека. И великое Солнце эволюции давит на свой мир, раскалывает свои старые формы, замешивая ереси будущего и сбрасывая в общий котел жалкие мудрости ментальных законодателей. Была ли когда–либо эпоха более безнадежная, более пустая, более зверски заключенная в свои тощие триумфы и эмалевые добродетели, чем так называемая «прекрасная эпоха»? Но эта эмаль трескается, и так оно лучше; эта прекрасная машина разваливается, и так оно лучше; кубарем летят все наши добродетели и ментальные уверенности, все наши бредни о большом экономическом Диснейленде на земле, и так оно лучше. Истина, великая Гармония, которая должна быть, безжалостно поворачивает гайки на наших ментальных шлемах, разоблачая каждую гадость, каждую слабость, впрыскивая свой яд и «взбивая» свое человечество, подобное «океану несознания» из легенд Пуран, пока оно не получит весь свой нектар бессмертия.

И искатель открывает — на своей крошечной шкале, в микрокосме, который он представляет — что Гармония нового мира, сознание нового мира, к которому он ощупью прикоснулся, является грандиозной преобразующей Силой. Она могла раньше петь там наверху, творить прекрасные поэмы и соборы мудрости и красоты, но когда эта Сила касается материи, она обретает суровый облик рассерженной Матери, которая корит своих детей и безжалостно лепит их по образу своей требовательной Прямоты — и сострадание, бесконечная милость, которая останавливается как раз вовремя, вкачивает ровно необходимую дозу и отмеряет страданий не больше, чем это необходимо. Когда искатель начинает раскрывать глаза на это Сострадание, на эту бесконечную мудрость в малейшей детали, на эти немыслимые повороты, чтобы достичь большего и более полного совершенства, на эти продуманные помрачнения, на эти согласованные бунты, на бесконечный марш Красоты, которая не оставляет ни одного скрытого пятнышка, ни зернышка несовершенства, никакого пристанища для слабости или замаскированной ничтожности, никакого уголка для лжи, он входит в чудо, которое превосходит все звездные величины и космические магии. Ибо, действительно, чтобы коснуться такой микроскопической точки материи — такой ничтожной под звездами, такой усложненной в ее путанице боли и протеста, в ее темном сопротивлении, которое каждое мгновение грозит бедствием или катастрофой, и этими тысячами катастроф, которые предотвращаются каждый день и на каждом шагу, этими миллионами маленьких болей, которые надо обратить, не разрушив весь мир — поистине, нужна такая сила, которой земля не знала раньше: болезнь вспыхивает повсюду, в каждой стране, в каждом сознании, в каждом атоме великого земного тела — это революция без пощады, трансмутация через силу — и все же, здесь и там, в каждом сознании, в каждой стране, в каждой частице великого раздираемого тела, катастрофа предотвращается в последнюю минуту, лучшее медленно выходит из худшего, пробуждается сознание, и наши неуверенные шаги подводят нас, несмотря на нас самих, к конечной двери освобождения. Такова страшная Гармония, настоятельная Сила, которую искатель открывает на каждом шагу и в собственной субстанции.