Читать «НА ПУТИ К СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСТВУ: Очерки экспериментальной эволюции» онлайн - страница 43
Сатпрем
Но мы должны сотрудничать.
Искатель земной истины всякий раз сталкивается с этой «противоположностью». И это ключ к новому видению. Он сталкивается с этой противоположностью в самом себе, в других, в обстоятельствах: ничто не «работает» так, как надо. Где же истина в этом хаосе, в этой путанице, в этой лжи? Конечно, ее здесь нет, и надо биться, отвергать, исправлять обстоятельства и пробиваться к чему–то, что находится там, далеко, завтра или послезавтра. И истина от нас ускользает, полностью — другие до нас уже исправляли обстоятельства — в Вавилоне, в Тибете, в Капилавасту — вот уже десять тысяч лет мы переходим от одной цивилизации к другой, и, несомненно, будет иллюзией верить, что наша цивилизация не уйдет и что Европа, со всеми ее научными или культурными ценностями, навсегда останется центром мира. Потому что, на самом деле, завтра или послезавтра не наступят
Истина совершенно естественна, вот почему мы не видим ее. Это даже единственная вещь в мире. Она была там с самого первого взрыва атомов, иначе когда же ей появиться, в какой период Андромеды, Краба или местной галактики, в которой мы обитаем, какой пророк ее принесет, какое чудо или открытие? Пророки приходят и уходят; открытия добавляются одно к другому, а чудеса станут завтра археологическим слоем для жителей следующей эры. Мы еще не там, и все же мы всегда были там, посреди чуда. Только есть момент, когда открываешь глаза на чудо. И это единственный момент мира, Великий Момент всех веков и всех земель — потому что все связано, есть только одно тело и только один взгляд для всех вселенных. Невозможно изменить ни одну точку мира, не изменив всего; невозможно открыть взгляд здесь, не открыв его там; невозможно коснуться одного центра истины, не коснувшись всех центров, мгновенно и не взирая на расстояния, потому что есть только одна Истина и один центр.
Значит, никто и никогда не касался этой Истины? Конечно, ее касались, но только на ментальных высотах, в редких озарениях, которые оставляли след здесь или там, на лике Будды в Индонезии, Афины из Парфенона, на улыбке Реймса, в некоторых чудесных Упанишадах, в некоторых словах милости, которые выжили в качестве золотого восхитительного анахронизма, кажущегося нереальным посреди наших бетонных структур и цивилизованной дикости; ее касались в глубинах сердца, невнятно произнесенной Святым Франциском или Шри Рамакришной; но воды текут, и мы все теперь знаем, что последнее слово остается за бомбой и триумфом очередного демократического героя, который вскоре присоединится к другим под тем же слоем тщетности. Но этой Истины никогда не касались в материи, ее никогда не касались там; и поскольку Истины никогда не касались там, она остается тем, чем всегда и была — сверкающей мечтой на хаосе веков, и мир продолжает тщетно кружиться на месте, добавляя открытия, которые не открывают ничего, и псевдо–знания, которые в конечном счете всегда душат нас. Поистине, странная иллюзия заставляет нас работать: мы исправляем одну несправедливость здесь, чтобы вызвать другую там, мы затыкаем одну трещину здесь, чтобы увидеть, как другая рана раскрывается в другом месте; и это всегда одна и та же рана, есть только одна рана в мире, и пока мы сами не захотим вылечить эту болезнь, все наши медицины, парламенты, системы и законы — миллионы законов, на всех углах улицы и прямо под ковриком у нашей двери — не вылечат ничего в нас самих и в мире. Мы занимаемся благотворительностью и полны альтруизма, мы распределяем, делим и выравниваем; но наши благодеяния идут в паре с нашим злодеяниями, и нищета, великая нищета мира проникает повсюду и украдкой подтачивает наши практические очаги и наши пустые сердца; наши выравнивания — это гигантское серое однообразие, которое спустилось на землю и равным образом душит добро и меньшее добро, богатство с бедностью, толпы здесь и толпы там — великая механизированная человеческая толпа, оторванная от сути, манипулируемая тысячью радиостанций и газет, которые горланят и сотрясают почти до гималайских деревень. И нет ничего нового. В этом миллиарде новостей нет ничего нового! Ни грана новизны под звездами: люди страдают и умирают в своих супер–госпиталях, которые не лечат ничего, и в своих супер–городах, которые изобилуют умопомешательством. Но мы думаем, что завтра будет лучше — с лучшими машинами, медикаментами, красными крестами или крестами зелеными или голубыми, с лучшими законами и еще законами, чтобы покончить с мировой опухолью. И нам кажется, что мы слышим оттуда, из прошлого, из далекого прошлого, шесть тысяч лет назад, слабый трогательный голос Лопамудры, жены риши Агастьи: «
