Читать «Больше, чем игра» онлайн - страница 8

Мне было очень жаль расставаться с Евгеничем.

19 декабря

Я несколько дней собирался с мыслями, чтобы сделать эту запись. Хотя, нет, я просто трусил. Боялся признаться себе, что этот эпизод что-то значил в моей жизни. Да, наверное, значит и до сих пор, потому что прошлое никуда не денешь, его нельзя просто взять и забыть. Твои ошибки, поражения, неудачи, подлости, которые ты совершил, будут всю жизнь разъедать тебя, как желудочный сок разъедает твои внутренности, если долго ничего не есть. Выход только один — постоянно питать свою жизнь событиями настоящего, иначе откроется язва. И я не верю, что, если написать о своём прошлом на бумаге, придать ему форму букв и знаков препинания, то можно от него избавиться. Рвота приносит лишь временное облегчение, она не устраняет причину болезни. Но, пока Евгенич не помог мне начать настоящее лечение, ничего другого не остаётся.

Это произошло почти сразу после травмы в этой самой комнате. Собственно, здесь мало что изменилось за полтора года. Даже дверцы шкафа-купе до сих пор плотно не закрываются, потому что пол кривой, и сколько бы дощечек и бумажек ты ни подкладывал под шкаф, он всё равно будет наклонён в ту или иную сторону. Изменились только две вещи: на письменном столе, стоящем у окна, появился компьютер, на котором я набираю этот текст, делая вид, что занимаюсь учёбой, и я, Артём Кудрявцев. Да, ещё тогда рядом с разложенным диваном, занимающим почти треть комнаты, лежали мои костыли, и по комнате летала муха. Мне было больно смотреть, как это мерзкое насекомое удобно пристроилось на потолке. Хотелось встать на стул, свернуть покрепче «Советский спорт» и прихлопнуть муху, довольно потирающую свои грязные лапки. Казалось, что она просто злорадствует надо мной.

В дверь позвонили. Отец был на службе, а мама ушла в магазин. Пришлось вставать и ковылять в коридор (за два дня я ещё толком не научился ходить на костылях).

На пороге я увидел Вику, на которой были только чёрные коротенькие шортики, плотно облегающие её попку, розовая маечка и шлепанцы; судя по нагло торчащим соскам, на ней не было даже лифчика. Вика жевала жвачку. Увидев моё растерянное лицо, она вытянула в трубочку тонкие губы, прятавшиеся под толстым слоем ярко красной помады, и начала надувать пузырь. Я всегда ужасно робел в её присутствии, а в тот момент и вовсе не мог вымолвить и слова, словно сердце подпрыгнуло к горлу и преградило путь словам.

Пузырь, надутый Викой, звонко лопнул. Она языком собрала с губ остатки жвачки и улыбнулась.

— Привет! Может, уже пригласишь девушку войти?

— Да… Да… Конечно… Проходи, — промямлил я и, как мог, поспешил в комнату, чтобы сесть на диван, нога ни с того ни с сего начала ныть.

Вика вошла вслед за мной и, окинув комнату взглядом, снова улыбнулась.

— Ну, рассказывай, как дела?

— Да нормально, чё…

— А почему у тебя нога на подушке лежит?

— Нужно повыше держать. Ну, чтобы не отекала.

— Сильно болит? — Вика присела на край дивана и осторожно коснулась рукой моего гипса.