Читать «Отыщите меня» онлайн - страница 4
Григорий Александрович Мещеряков
«Раиску» наряжали не только по большим праздникам, но и по другим событиям. Особенно после посевной или уборочной, когда она развозила совхозников по сабантуям и пикникам, к ремé, подальше от деревни. Там пили брагу, квас, плясали под гармошку с колокольчиками и пели частушки под балалайку, сражались на поваленном бревне мешками с соломой и перетягивали веревку. От удовольствия весело смеялись. Еще водили «ручейки» и играли в аттракционы, получая в награду по городской конфете или даже гуттаперчевую игрушку. Шоферка Марисова пела удмуртские песни. Люди из уважения к ней сходились и слушали, хотя большинство слов не понимали.
Мамка больше всего любила слушать одну песню. Бабы, собравшись в кружок, голосисто затягивали, она подпевала:
Праздник разносился на всю рему.
В реме лес густо порос, деревья и кусты переплетались. Речка Лекма разрезала рему вдоль, текла извилисто с одного конца леса на другой.
Юрка любил рыбачить на Лекме. Иной раз ждет не дождется, когда пойдет в рему на рыбалку. Свежая травка прохладно щекочет ступни, а там, где ее нет, греет пятки теплый песок. Берега Лекмы больше пологие, иногда и крутоярые. От деревни до самой ремы ни деревца, ни кустика, стелются зеленым ковром луга. Весной по сырости полным-полно дикого луку и щавеля, рви горстями и набивай брюхо. Дальше, за ремой, за опушками, протянулись лысые холмы да пригорки. Над ними часто в прозрачном небе синеют темные тучи. До той памятной грозы никто на эти тучи не обращал внимания. Сейчас чуть кто заметил темную тучку, уже с опаской посматривает на небо. От одного их сизого цвета продирает кожу страх, закрадывается в Юркину душу и таится там, пока тучи не уползут прочь или не обойдут стороной.
А вот Генька Морозов ничего не боится. Может, потому, что постарше, а может, просто врет.
— Сын, — зовет мамка, — где-ка ты там запропастился? Я на полуднюю дойку пошла, приду — чтоб был дома, а то смотри у меня…
— Мамка, в сельпо крючки привезли, дай мне денег…
— Сколько можно выманивать! — ворчит она. — Ужо я тебе так дам и поддам, что сыт далеко наперед будешь!
— Честное слово, последний разок попрошу и больше не буду…
— Так тебе и поверила! — кричит она. — Так я и поверила твоему бесчестному слову! Все равно не отцепишься.
Иногда даст несколько копеек, а чаще — нет. Все-то у нее одни нехватки. Волосяные лески Юрка доставал сам на совхозном конном дворе. Мальчишки этому научили. Он тайно забирался в конюшни, чтоб никому на глаза не попасться, и крался в полутемные стойла. Присматривался к гривам да хвостам, которые посветлее. За один заход на несколько удочек можно надергать. Подберется к хвосту, выберет волосок или два подлиннее, намотает концы на кулак, приноровится и резко дергает, лошадка только копыта переставит. Есть кони спокойные, а есть и уросливые, нервные, как люди. Иная лошаденка только ухом поведет и даже не шелохнется, другая вздрогнет кожей и чуть оторвет копыта от деревянного настила. Ну уж если попадется бешеная, то быть тут переполоху на конюшне. Зафыркает и заржет, начнет прыгать, топать и лягаться. Зашумят тут, перекрикиваясь, конюхи, забегают. Прихватят что под руку попадет — кнуты первым делом, вожжи или чересседельники — норовят, конечно, поймать нарушителя спокойствия, огреть как следует, а если выйдет, то и высечь. Они знают, что в конюшнях промышляют за лесками, потому-то и крестят:
