Читать «Юрий Никулин» онлайн - страница 267
Иева Владимировна Пожарская
38
Да, именно Никулины. Татьяну тоже за эти годы ввели в качестве подсадки в «Сценку на лошади». Она изображала жену долговязого зрителя, и появление такого нового персонажа внесло в сценку еще больше смеха. Жена олуха очень артистично демонстрировала, как она недовольна тем, что ее муж собирается выйти на манеж. Она пыталась его удержать, сначала уговорами, а потом и силой — била его, удаляющегося в сторону манежа, по спине авоськой с апельсинами, с которой она явилась на представление. Зал хохотал!
39
Справедливости ради надо сказать, что травма Татьяны послужила комиссии только удобным предлогом, чтобы не пропустить сценку «Маленький Пьер» на фестиваль в Варшаву. В действительности, сценку не включили в программу советской делегации по идеологическим соображениям: она имела политизированный характер, обличала империализм на примере Франции. Внутри страны «Маленький Пьер» смотрелся хорошо, но вдруг в Польше при скоплении иностранных делегаций она вызовет неприятный резонанс?
40
Татьяна Никулина тоже преобразилась: она сидела в зале в платье в черно-белую мелкую клетку и лупила своего мужа уже не авоськой с апельсинами, а элегантной сумочкой.
41
«Сценку на лошади» клоуны показывали до тех пор, пока Никулина еще не знали в лицо. Как только он стал известным артистом (во многом благодаря кино), сценка умерла сама собой: Никулина сразу узнавали, и вся прелесть мистификации исчезала. Но пока «Сценка» шла, она менялась, «росла» по мере того, как Никулин и Шуйдин накапливали мастерство. Ведь сначала «Сценка на лошади» продолжалась две минуты, а в последние годы — десять! В ней не только увеличилось количество трюков, но, главное, углубились, уточнились характеры героев. Более того, появились новые действующие лица, а именно, жена одного из горе-«наездников». Лев Дуров рассказывал: «Однажды я стал свидетелем настоящей массовой истерики. Был общественный просмотр новой цирковой программы. Отскакали наездники. "Ну, кто хочет быть артистом?" — спрашивает коверный. И вытаскивает из зала человека в замасленном бушлате, в замызганной ковбойке, тельняшке, сломанный козырек на мичманке, кирзовые сапоги. И когда вышло это существо и стало в ужасе озираться, зал потихоньку начал хрюкать. Потому что такого лица, таких глаз просто быть не могло. А женщина, которая сидела рядом с ним, с авоськой, в которой лежали колбаса и апельсины, говорит на весь зал: "Куда пошел? Сиди. Тоже мне, артист". Это была Юрина жена Татьяна, которую тоже никто еще не знал. А дальше началось… Наездники его подсаживают на лошадь, он переваливается, падает лицом в опилки. Как он их вынимал, как складывал куда-то, как долго их рассматривал и задумчиво жевал… Я видел много подсадок, но такой оригинальной и веселой, как эта, не помню. Хрюканье перешло в массовую истерику. Напротив меня в ложе сидел Михаил Иванович Жаров. Он стал фиолетовым, он хрипел, он выпадал из ложи! Его затаскивали обратно, и он, показывая рукой на Никулина, что-то хотел сказать, но получалось только: "Ва-а, ва-а, ва-а". И как это часто бывает, внезапно шум зала стих, воцарилась секундная пауза, и все услышали, как Жаров говорит: "Ой, я описался!" В том-то и дело, что не обманул. Но и все были на грани. В антракте бросились в туалет, не разбирая, где "М" и где "Ж". И я тогда, помню, подумал: ну не может быть такого артиста»…