Читать «Аномалии личности» онлайн - страница 151

Сказанное может быть отнесено по сути к любым наркоманиям. Как показал В. П. Чемиков в исследовании, выполненном под нашим с Н. И. Евсиковой руководством, эйфория сама по себе часто не является первоначальным мотивом, непосредственным побудителем и причиной наркотизации. Это состояние необходимо научиться достигать, пройдя через овладение техническими приемами и через создание образа желаемого результата, который задается извне , путем обучения новичка опытным наркоманом. Разумеется, этот задаваемый извне образ не является сугубо произвольным, отделенным от способа действия самого наркотика. Хорошо известно, что каждому виду наркотика приписывается по преимуществу и свой особый вид галлюцинаторных образов. Речь идет лишь о том, что это действие, сводимое по сути к изменению психофизиологических систем, специфическим искажениям ощущения и восприятия, само по себе не способно породить все те подчас чрезвычайно сложные и тонкие состояния сознания, которые возникают в наркотизации. Между изменениями психофизиологии и этими состояниями лежит развернутая иллюзорно-компенсаторная деятельность — деятельность иллюзорного переживания, имеющая свою технику, свои средства и цели. Даже такой мощный препарат, как ЛСД, по силе и яркости действия многократно превышающий все дотоле известные наркотики, не обеспечивает сам по себе нужного направления галлюцинаторных образов; на Западе существует специальная категория ЛСД-тренеров, ЛСД-терапевтов, которые пошагово руководят своими подопечными, принявшими препарат, и объясняют им смысл возникающих у них необычных состояний. Причем понятно, что сами эти состояния, будучи иллюзорными, отражают, точнее, конструируют и некий иллюзорный мир, отъединяя человека от мира реального, затмевая его собой.

Очень показательна в этом плане история английского ученого О. Хаксли, который, страдая смертельным недугом, прибег к наркотикам и вскоре стал ярым сторонником и пропагандистом точки зрения, согласно которой психоделические средства способны вызывать мистические состояния примирения со смертью и обретения смысла жизни. Однако, по свидетельству Р. Зенера, за неделю до смерти, когда Хаксли казалось, что он достиг под влиянием ЛСД состояния вневременного блаженства, пришло разочарование. Он понял, что это было грандиозным заблуждением, полным непониманием того, что происходит в действительности. Вывод, к которому пришел Хаксли в результате этого осознания, таков: "Мы не должны пытаться жить вне мира, данного нам, мы должны как-то научиться трансформировать и переделывать его. Мы должны отыскать способ нахождения реальности без волшебной палочки и магических заклинаний. Надо искать способ бытия в этом мире, а не стремиться стать самим бытием" ^8..

Итак, возвращаясь к алкоголю, особое, часто сверхценное отношение пьющих людей к алкоголю не может быть понято лишь исходя из каких-либо особых, эйфоризирующих качеств этилового спирта, как то нередко представляется в психиатрической литературе, где психологическое пристрастие к вину, так называемая психическая зависимость, сводится к условно-рефлекторной связи между событием (выпивкой) и подкреплением (эйфорией). Человек ищет в вине значительно большего, чем состояние эйфории; принцип удовольствия слишком тривиален для объяснения столь распространенного и столь грозного по своим последствиям явления. Психологические причины здесь глубже: они кроются, во-первых, в тех возможностях (как уже говорилось, иллюзорных) удовлетворения желаний и разрешения конфликтов, которые дает состояние опьянения для длительно пьющего человека, научившегося разыгрывать, изживать в этом состоянии свои актуальные проблемы, и, во-вторых, в тех психологических и социальных условиях, которые толкают его на этот путь. Такой человек в состоянии опьянения может удовлетворить и свое честолюбие (похвальба пьяного), и обиду (пьяные слезы, угрозы и брань в адрес отсутствующего), и потребность в уважении (сакраментальное "ты меня уважаешь?"), и многое, многое другое. Вот почему, в частности, из крайности медицинского "психофармакологического" подхода, нередко напрямую соединяющего введение в организм этанола с появлением эйфории, нельзя впадать в другую, на этот раз "социологическую" крайность, также игнорирующую внутрипсихологические опосредствования, сводя причины выпивки исключительно к зависимости от пагубных традиций, а пьющего рассматривая как пассивного и слабовольного исполнителя этих, часто тягостных для него самого традиций, действующего по принципу: "не хочу пить, мне это не нравится, но что делать — обстоятельства (традиции, давление других) заставляют". И хотя подобные речи приходится часто слушать даже от явно выраженных пьяниц, не говоря уже о так называемых умеренно пьющих, далеко не всегда следует принимать их за чистую монету. С психологической точки зрения в подобных ответах проявляются нередко не столько мотивы выпивки, сколько ее мотивировка, приемлемое для окружающих и самого пьющего объяснение, оправдание, в котором он, пьющий, представляет себя как жертву неблагоприятных обстоятельств. Понятно, что в результате этого перекладывания ответственности сам пьющий получает возможность чувствовать себя вполне правым и чистым.