Читать «Тысячелетняя ночь» онлайн - страница 3
Софья Борисовна Радзиевская
Её живой голос и сейчас со мной, он записан на двух больших круглых магнитофонных кассетах. Там всего два эпизода из её жизни, обсказанных так искусно, что всё происходившее цветным веером разворачивается перед глазами.
Я вижу юную Софью в пору гражданской войны, живущую в мире прекрасных книг, чуждую всякой политике. Но она возмущена безобразной сценой: красноармейцы венчали несчастного попа с лошадью. Она пишет об этом в газету. Большевики заносят её в чёрный список как опасного государственного преступника, ей грозит арест. Спасаясь, она вместе с дедушкой Фаней, мужчиной двухметрового роста и силищи неимоверной, бежит в отряд Булата Балаховича. И ещё одна сказка рушится: Балахович, бывший человеком одного с ней светского круга, представлялся бабушке блестящим офицером, благородным и справедливым, а оказался обыкновенным разбойником, промышлявшим в смутное время грабежом. Ей грозит роль наложницы, мужу — «случайная» смерть. И снова бегство и путешествие по заблудившейся в историческом тупике, больной и голодной стране.
Второй эпизод — это прыжок в конец 30-х годов. Бабушка едет из Ташкента в Москву на приём к самому Сталину, чтобы спасти брошенного в тюрьму человека. Его, работника службы «Заготзерно», арестовали как злостного вредителя: обнаружив в хлебном амбаре мучного клеща, решили — нарочно развёл, чтобы людей травить. Чем в ту пору могло обернуться заступничество, известно: шансов последовать за «врагом народа» было куда больше, чем снять навет. К Сталину её, конечно, не допустили, а учинили допрос. Некий человек, как вспоминала бабушка, «с лицом Малюты Скуратова», полузакрыв тяжёлые воспалённые веки, тихо и зловеще спросил, может ли она доказать невиновность арестованного. Она не задумываясь отвечала: «Я каждый день на ваших глазах буду съедать полную миску мучных клещей. Они безвредны». Кажется, только тогда он её заметил и оглядел с головы до ног. Палачи тоже иногда могут позволить себе такую роскошь, как великодушие. Он её отпустил. А вскоре вернулся и тот, чью жизнь она спасла.
Каким она была писателем, судите сами — тут я, как, впрочем, и во всём, что касается бабушки, слишком пристрастен. Скажу только, что ею написаны десятки книг, в которых мир людей и мир природы, как и в ней самой, неразделимы. В её внутреннем космосе одинаково значимы и очень серьёзная жаба, каждый вечер приходившая на террасу человеческого дома послушать музыку (рассказ «Том-музыкант»), и киргизская овчарка, измученная в поисках мальчика, с которым её насильно разлучили, опускающая в прохладный арык истерзанные лапы (повесть «Джумбо»), и старый Мук, наш обезьяноподобный предок, которому бы по нынешним временам и Нобелевской премии было мало, ведь он научился добывать огонь («Рам и Гау»).
Конечно, я читаю её книги немного иначе, чем вы. В голосах родившихся в бабушкином воображении героев я слышу её неповторимую интонацию. Кому-то могут показаться придуманной красивостью слова юного графа Гентингдонского, будущего Робин Гуда, объявившего, что ради спасения друзей он добровольно сдаётся рыскающим по лесу слугам шерифа. Но я-то знаю — это она. И когда маленький, дрожащий от каждого шороха полузверёныш Рам вдруг остаётся в лесу с больным стариком, вопреки законам орды, которую инстинкт самосохранения гонит вперёд, побуждая бросать всех, кто не в состоянии идти с ней, я опять слышу — это она. И потревоженная в берлоге белая медведица, пощадившая мальчика, и взрослый охотник, ответивший ей тем же («Остров мужества») — это всё попытка достучаться до наших с вами сердец и — без дежурной морали — поселить в них благородство и искренность, которые, как она считала, и есть истинное богатство в жизни, а остальное — дым, суета сует.