— Володя! — остановила мужа Галина Васильевна. Она не любила грубых слов.
— Что — Володя?! — закричал Печенкин. — Знаешь, что он сегодня сделал? Он мне в душу плюнул! У меня такой день! Сколько я дерьма за этот храм съел, сколько сил потратил, денег, а он?! — орал Печенкин, и на его шее веревками вздувались жилы. — Заср–р–ранец!
— Володя! — решительно оборвала его жена. Печенкин замолчал и неожиданно засмеялся, сверкая глазами.
— Коммунист? Ну вот и живи как коммунист! — Он вновь обращался к сыну: — Тебе дед сухарей насушил — вот и грызи! И никакой больше охраны — коммунистов не воруют...
— Володя...
— Хочешь — сама охраняй! И жить он в моем доме больше не будет! Все!
— Володя, успокойся, — попросила Галина Васильевна.
— А я спокоен! — заорал Владимир Иванович. — Спокоен! Потому что это мой дом и все здесь мое. А твой вон кинотеатр “Октябрь”... Ни копейки денег ему! Днем пусть работает, а вечером учится! В школе рабочей молодежи, как я учился. В Швейцарии не научили, там научат! Быстро научат! Обязательно научат! Все! Новая жизнь! Нью лайф! — Печенкин перемахнул через канаты и прокричал вдаль: — Нилыч! У молодой не бери, у нее недожаренные!
(Окончание следует.)
Залотуха Валерий Александрович родился в 1954 году в Тульской области. Закончил факультет журналистики МГУ и Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Автор сценариев более десяти художественных фильмов. Как прозаик дебютировал в “Новом мире” в 1992 году. Живет в Москве.
Огорчаться поздно!
АЛЕКСАНДР КУШНЕР
*
ОГОРЧАТЬСЯ ПОЗДНО!
Иван-чай
В окне вагонном под откосами
Мелькает призрак иван-чая.
Кем надо быть, чтоб этот розовый
Цвет миновать, не замечая?
Ну что ж вы, русские художники,
Народолюбцы, интроверты,
Где ваши грубые треножники,
Чернорабочие мольберты?
Не скучно ль явкою с повинною
Жить, узкогрудым интересом?
“Бывало, шла походкой чинною
На свист и шум за ближним лесом...”
Не жаль вам заросли лиловые,
Сиреневатые наплывы
Отдать французам, бестолковые
И безыдейные мотивы?
И все по смерть ходить, как по воду,
Все тьма, “столыпин” да теплушка...
“Я понял, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка”.
Все по убийственному, этому,
Слепорожденному, глухому,
Напрасно в розовый одетому,
В лиловый, в летнюю истому.
* *
*
Облака, мои лебеди нежные!
И. Анненский.
Потому-то и лебеди нежные,
Что земными замучены формами,
И не только вершинами снежными,
Но верблюдами также двугорбыми,
И рояля концертного крышкою,
И Кремлевской стеною зубчатою,
И поэта крахмальной манишкою,
И шкатулкой, и паклей, и ватою.
Только кажется, будто нездешние,
А спроси у них, что они видели, —
То полки они вспомнят потешные,
То правителя в форменном кителе,
То князьями покажутся, дожами,
То прикинутся пленными, ссыльными...
Как им хочется быть не похожими
Ни на что, проходными, стерильными!
* *
*
Первым на сцену является белый шиповник,
Чтобы, наверное, знали, кто первый любовник,
О, как он свеж, аккуратен и чист, — как Пьеро!
Вот кто, наверное, всех обольщений виновник,
